Не оброни яблоко

Она как-то странно посмотрела на него, и карие глаза ее загадочно блеснули.

– Расскажите, что было дальше.

– С кем?

– Ну хотя бы с Адамом.

Он почувствовал, как что-то кольнуло в сердце и тотчас отпустило.

– Хорошо, – сказал он. – Я расскажу. Слушай.

Однажды осенью ты встретилась с ним здесь, вот в этом саду. Солдаты пришли помочь убирать нам урожай. С ними был Адам. Вы стояли под деревом и говорили о чем-то. Я не слышал, о чем. Ты смеялась. А у него лицо было серьезное и даже рассерженное.

В конце концов он резко отвернулся и пошел прочь. Тогда ты сорвала с ветки яблоко и бросила вдогонку. Яблоко угодило ему в затылок, сбило фуражку. Он нагнулся, чтобы ее подобрать, и тут ты подбежала к нему и положила ладони на его, плечи.

Теперь вы были близко, и я слышал каждое слово. «Не надо, – сказал он, и лицо v него было красное и злое. – Зачем это, раз тебе все равно?» «Глупый, – ответила ты. – У нас, если девушка кидает яблоко в юношу, значит, она его любит...» «Странный обычай», – сказал он и пощупал затылок. Видно, здорово ты его трахнула. А потом ты приподнялась на цыпочки и поцеловала его. И вы ушли, а я остался в саду.

Он улыбнулся жалкой, вымученной улыбкой и только. теперь закурил сигарету.

– Мне было пятнадцать лет тогда, я не понимал, что со мной происходит. Понял позднее. Через год, когда полк ушел на фронт, а ты поступила на курсы медсестер. Понял, что люблю тебя.

– Ты... – Ева смешалась. – Вы...

– Да. – Он старался не смотреть на нее. – Такая вот история.

Я не раз пытался сказать тебе все, но так и не смог. Я ведь продолжал оставаться для тебя мальчишкой, хотя мне уже исполнилось шестнадцать и я окончил девятый. И потом... ты ведь любила Адама.

Он помолчал, и грустная улыбка смягчила черты его лица. Ева смотрела на него с жалостью.

– Я пошел в военкомат. Сказал, что мне восемнадцать и что я хочу записаться добровольцем. Парень я был рослый, хотя и худой – все мы тогда были худые, – но мне все равно не поверили. Велели принести документы. Я соврал, что метрика потерялась во время бомбежки. Тогда меня направили на медкомиссию.

Наверное, я и в самом деле выглядел старше своих лет. А может быть, врачи просто сжалились надо мною: я их чуть ли не со слезами на глазах умолял. В общем, взяли меня в армию.

До последнего дня я об этом никому не говорил. Даже одноклассникам. А накануне отправки отыскал тебя в саду и попросил: «Кинь в меня яблоко».

Ты рассмеялась, сорвала красное хазараспское, даже руку подняла, чтобы кинуть, и вдруг почувствовала: что-то неладно. Я по глазам увидел. «Зачем?» – спросила. «Просто так. Уезжаю завтра». «Как уезжаешь? Куда?» «На фронт». Ты побледнела и выронила яблоко. До сих пор вижу, как оно катится: по дорожке, наискосок, к арычку. Задержалось на мгновение – и в воду. И медленно так по течению поплыло.

Ты меня больше ни о чем не спросила. Подошла, положила руки на плечи и поцеловала. И глаза у тебя были мокрые от слез. А я... Он взглянул на нее и растерянно замолчал: Ева плакала. Где-то неподалеку послышался, приближаясь, слитный топот многих десятков ног. Четкий, размеренный, он напоминал ему что-то мучительно знакомое, и прежде, чем сверкнула догадка, звонкий молодой голос взмыл в голубое небо.