Вы видите, что большое количество книг, прочитанных в юности, мне сильно пригодилось. Книги дали запас фактов, знаний. А знания придавали солидность моим выступлениям, особенно тогда, когда пришлось крепко сцепиться в спорах с народниками, среди которых было немало образованных, начитанных людей.

Правда, не все они были народниками. Например, Фаддей Рехневский (осужден был как член польской революционной организации «Пролетариат»), бывший народоволец С. Мартыновский, Ц. С. Гуревич были марксистами. Эти люди помогли мне ознакомиться с марксистской литературой.

Знакомиться с марксизмом помогла мне также студенческая марксистская молодежь: М. Шергов, А. Соболев, Ф. Лебедев, П. Флегонтов и др.

В 1898 г., когда мне было двадцать лет, я уже организовал вместе с рабочими читинских железнодорожных мастерских первую социал-демократическую группу в Чите.

Гектографированная тетрадка

А. Сольц

Мы жили в городе Вильно. У нас в семье много говорили о революционерах. Мать вслух читала газеты. В юности я слышал имена многих отважных самоотверженных борцов против самодержавия. В душе я сам был революционером, хотя плохо представлял еще щели борьбы и программу.

Читал я много. Читал русских и иностранных классиков. Культ чтения в нашей семье был очень силен.

Из русских классиков я особенно любил Некрасова. Из его поэмы «Кому на Руси жить хорошо» я многое помню и сейчас.

«Что делать» Чернышевского я тоже читал. В этом романе меня интересовало главным образом то, что Чернышевский был оппозиционный писатель.

Первая книжка, которая определила мою революционную целеустремленность, была работа Каутского «Экономическое учение Карла Маркса». Каутский теперь - наш ярый враг. Но был старый Каутский, которого Ленин ценил. Это работа старого Каутского. Она была большой редкостью. Я получил ее в гимназии в гектографированном виде. Мне нужно было вернуть эту гектографированную тетрадку. Но я не мог с ней расстаться и всю переписал ее. Это была первая книга, которая сделала меня марксистом...

Героика революции

О. Пятницкий

Из прочитанного мной в юношеском периоде в памяти остались три книжки. Они были нелегальные и попали ко мне в руки случайно. Это «Андрей Кожухов» Степняка-Кравчинского, небольшая книжечка о Парижской коммуне (автора сейчас не помню) и Лафарга «Право на лень». Эти книги я читал в разные периоды, и впечатление от каждой было разное.

«Андрея Кожухова» читал, когда мне было шестнадцать - семнадцать лет. Эта книжка буквально захватила меня. Я ее читал по ночам. С трудом я мог дождаться ночи, когда можно будет продолжать чтение. Это было нелегким делом, ибо в мастерской, где я работал учеником, рабочий день длился 15 - 16 часов. В те годы я слышал о революционерах, об их собраниях, провалах и т. д., но толком о революционной борьбе в России я ничего не знал. Роман «Андрей Кожухов» дал мне первое представление о характере борьбы, которая происходила в России. Поскольку я припоминаю, меня привлекали в этой книжке не споры о методах революционной борьбы, а сама борьба и то, что люди целиком отдавались революционному делу, их преданность делу революции, их спаянность, их способность жертвовать собой и помогать товарищу, когда этого требуют интересы борьбы. Особенно захватил меня характер их конспиративной работы. Долгое время я был под влиянием этой книжки. Я буквально болел за неудачи ее героев.

Позже, когда мне самому пришлось делать кое-что из того, что делали герои Степняка-Кравчинского (нелегально переправлять людей и самому переходить границу, перевозить литературу), когда я сам убедился, что делать все это не так легко, я посмеивался над той сравнительной легкостью, с которой изображаются эти моменты в «Андрее Кожухове». Но и это не могло «и в какой мере ослабить того первого впечатления, которое произвела на меня эта книга.

Вторая книга, как я уже сказал, была о Парижской коммуне. Она содержала в себе краткое изложение зарождения Парижской коммуны, описание борьбы Коммуны с версальцами и ее разгром, а также эпизод с некоторыми участниками Коммуны, которые были заключены в тюрьму на берегу реки и оттуда бежали. Описание побега из тюрьмы и судьбы бежавших мне понравилось больше всего в этой книге. Примерно в 1897 г. мне попалась книжка Поля Лафарга «Право та лень». Эта книжка была уже марксистской. Она была тогда известна среди рабочих и читалась «а небольших рабочих собраниях. Эта книжка повлияла «а мое революционное оформление. Я помню жестокие споры, которые вызывала читка этой книжки в кружках. У меня в памяти остался один спор, разгоревшийся в связи с чтением этой книжки, - спор о неизбежности войн. Некоторые товарищи доказывали тогда неизбежность периодических войн из-за перенаселения. С этой книжкой в моей революционной биографии связано очень многое.

Случайно попадавшая мне в руки революционная литература, еще больше сама жизнь очень рано связали меня с революционным движением. Я слишком хорошо знал бедность, нищету, голод, жестокую эксплуатацию, все, чем характеризовалась жизнь рабочих и трудящихся того времени. И мы, я и мои сверстники, незаметно втягивались в революционное движение. Когда через наш город вели политических арестованных или в наш город приезжали высланные под надзор полиции, то мы им помогали всем, чем могли.

Мне вспоминается один довольно тяжелый эпизод, который произошел лично со мной и моим товарищем.

Будучи уже связанным с «Искрой», я привез однажды в Ковно из заграницы нелегальную литературу. Это было примерно в 1901 г. Нелегальная литература, особенно искровская, была самой большой ценностью для партийных организаций того времени. Я пришел в гостиницу к товарищу, который должен был эту литературу отправить в Питер и в Москву. Но швейцар меня предупредил о засаде жандармов, которые ожидали в номере, где жил товарищ. Не зная, насколько велик был провал, я пошел прямо к своему сверстнику - токарю Рогуту. Он не участвовал в движении, но когда я ему сказал, что нужно перевезти в надежное место литературу, он немедленно оставил работу и пошел со мной. Он был арестован, и совсем случайно. Подвода, которую он нанял для литературы, была с колокольчиком. Когда подвода в ехала в город Вилькомир, она натолкнулась на исправника. Последний незадолго перед этим издал приказ, запрещающий ломовикам ездить с колокольчиками (только пожарные обозы должны были их иметь). Арестовали собственно извозчика с подводой, и Рогут мог бы спокойно уйти, как это сделал его спутник. Но он побоялся за литературу и поехал поэтому в участок. Там полиция заинтересовалась багажом... В скором времени мы получили сообщение, что Рогут повесился в ковенской тюрьме. Мы этому сообщению не поверили. Позже, когда я сам сидел в этой тюрьме, я узнал, что Рогута там подвергали невероятным пыткам и, видимо, прикончили во время пыток. Арест и смерть из-за меня товарища, который не был членом революционной организации, произвели на меня очень тяжелое впечатление. Еще до смерти Рогута я очень долго колебался, пойти ли мне к жандармам и заявить о его невиновности или не пойти. Мне тогда и в голову не приходило, что его все равно не освободят, а меня заберут. От этого безрассудного поступка меня удержало лишь то, что у меня осталась часть литературы, которую некому было передать, так как с арестом в Ковно представителя «Искры» я потерял связь с «Искрой».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.