Они встретились на старой Бакинской улице в конце сентября 1924 года.
По выщербленной мостовой шел напоминавший горца человек. На худощавом, тронутом загаром лице – глубоко сидящие темные глаза, над ними – того же цвета густые брови. Пышные усы чуть опускались по краям губ и переходили в небольшую острую бородку. Вязаная шапочка на голове, френч с накладными карманами, брюки забранные от колен в шерстяные чулки, ботинки из грубой кожи, дымящаяся трубка во рту – все что делало непохожим на местных жителей.
– Кто это? – тихо спросил Есенин у шагавшего рядом Чагина.
Тот не успел ответить, как странный прохожий поравнялся с ними, вынув изо рта трубку, слегка поклонился Чагигину.
– Здравствуйте, Степан Дмитриевич – как всегда, приветливо ответил Чагин и протянул «горцу» руку. – Познакомьтесь. Это Сергей Есенин, поэт, из Москвы. А это Степан Дмитриевич Нефедов, или Эрьзя. Профессор. Ведет скульптурные классы в наглей художественной школе.
– Весьма рад, – мягко произнес скульптор, вглядываясь в лицо поэта. – Но, кажется, мы знакомы. И познакомились, помнится, году в пятнадцатом или шестнадцатом – война шла... Не ошибаюсь?
– Да-да-да! – раздумчиво протянул Есенин и вдруг хлопнул себя по лбу. – То-то гляжу: знаю я эти глаза и брови. Все вроде незнакомое, а глаза и брови знакомые! Вы ж тогда при каком-то лазарете служили, а мы с Клюевым туда стихи читать приезжали, верно?
– Да, я помогал докторам по челюстным ранениям... Трудное было время... Но ничего, перетерпелось... Вы в Баку впервые?
– Считайте, впервые.
– Город колоритный – и людьми, и бытом, и строениями. Помните землепроходца Афанасия Никитина: «Бака, где огонь горит неугасимый...» Вот хожу – всматриваюсь...Долго здесь пробудете?
– Пока не знаю. – Есенин взглянул на Чагина. – Если Петр Иваныч не прогонит – поживу...
– Не торопитесь... Здесь есть что посмотреть...
Мимо, почти задевая, прогрохотала высокая колымага, наполненная самодельным кирпичом... Прошли, громко разговаривая и размахивая руками, трое нефтяников в старых замасленных комбинезонах, стуча по камням ботинками – такими же, в каких был профессор. Их выдавали по ордерам в спецмагазинах.
– Будет время, заходите ко мне в мастерскую. Это рядом, Петр Иванович знает.
И, простившись, Эрьзя быстро зашагал вниз по улице...
– Редкий талантище. – Чагин посмотрел вослед художнику. – Тут для Дома союза горняков он делает скульптуры рабочих – диву даешься! Представляешь: до революции в Азербайджане не было ни одного национального скульптора, не вылеплено ни одной человеческой фигуры: ислам запрещал. И вот перед тобою как живой рабочий-азербайджанец, скажем, тартальщик. Знаешь, кто такой тартальщик?
Есенин покачал головой.
– Это тот, кто добывает нефть с помощью специальных ведер. Нелегкое, должен сказать, дело. Так вот, фигура: нефтяник за работой – тартанием... Первая в мировой истории скульптура нефтяника-азербайджанца! Каково? Впрочем, увидишь сам... Ты ж старый знакомый...
Вскоре, проходя по Станиславской улице, Чагин предложил Есенину:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.