– Давай-ка заглянем к Степану Дмитриевичу. Его мастерская здесь, во дворе института. Он и обитает тут же...

Войдя во двор, сразу можно было определить: здесь живет скульптор – вдоль стен дома на подставках возвышались человеческие фигуры в полный рост, бюсты, головы из глины и еще какого-то неведомого материала.

– Хозяин дома? – крикнул Чагин.

– Дома, дома, – отозвался из-за перегородки Эрьзя и вышел, обтирая небольшой мокрой тряпкой. – Прошу!

Есенин приблизился к скульптуре Ленина, обошел ее со всех сторон.

– Нелегко? – Поэт посмотрел на скульптора.

– Весьма. Видел Владимира Ильича давно – еще за границей, в Париже. Впечатление он произвел сильное – живой, серьезный, прямой, в споре резкий... Но познакомиться не довелось... Работаю по памяти... В Батуме не были?

– Нет, не был.

– Будете – посмотрите там мраморный бюст Ильича. Он в городском сквере стоит. Правда, не все в нем получилось, как хотелось... Здесь начал новую работу. Вот Ленин на трибуне, отвечает на записки рабочих... Этот человек давно меня занимает. Лет пять назад на Урале, под Екатеринбургом, дикую скалу подыскал – вот, думаю, из чего соорудить памятник Ильичу! Очень жалею, что не удалось...

Есенин понимающе кивал, от этого движения его мягкие, с желтоватым оттенком волосы спадали на лоб, он изредка поправлял их рукою...

Остановившись у автопортрета скульптора, Есенин спросил Эрьзю:

– А вы с Коненковым незнакомы?

– С Сергеем Тимофеевичем? Ну, как же, как же! С Московского училища живописи. А вы его знаете?

– Знаю. Бывал у него на Красной Пресне, пели под гармошку...

– Да, гармонь он любил, – подтвердил Эрьзя. Чагин, поотстав, задерживался около работ и, время от времени бросая взгляд на беседующих, сожалел, что поблизости нет фотографа: снимок был бы редчайшим...

2

Степан Дмитриевич Нефедов был старше Есенина на двадцать лет: он родился в 1876 году в Поволжье. Мордвин по национальности (псевдоним Эрьзя – название одного из мордовских племен), будущий скульптор прошел тяжкую школу жизни. По окончании училища живописи, ваяния и зодчества уехал в Италию, тем самым избежав ареста за связь с революционно настроенными студентами. Зарубежные выставки его работ сделали имя Эрьзи известным, газеты писали о «русском Родене». После Октября Степан Дмитриевич, как и многие художники, всем сердцем стремился «понять и почувствовать Россию в годы высочайшего парения и чувственно показать направление ее полета в будущее» (К. Федин). В 1918 – 1925 годах, живя на Урале, в Новороссийске, Батуме, Баку, он создал ряд памятников павшим борцам революции, скульптурные портреты Маркса, Энгельса, Ленина, Шота Руставели... Много труда Эрьзя вложил в оформление Дома союза горняков Азербайджана.

О дружбе Эрьзи и Есенина известно немного. Между тем их общение, мне думается, было небесполезно для обоих, особенно для Есенина. Ведь тот и другой смотрели на жизнь художническим взглядом, вместе с народом радовались и печалились. Тот и другой думали о Ленине, ленинцах, старались найти пути воплощения их образов в слове и камне. У них имелось немало общего, и они не могли не тянуться друг к другу. Так оно и было.

С 1950 года до кончины скульптора (1959 год) с ним часто встречался Борис Николаевич Полевой. На основе живых рассказов художника и разного рода публикаций о нем писатель создал книгу «Эрьзя», выходившую несколькими изданиями в Саранске и Москве. Небольшой объем книги не позволил осветить некоторые темы, в том числе тему «Эрьзя и Есенин». Она-то и была затронута в беседе автора этих строк с Борисом Николаевичем.

– Степан Дмитриевич, – рассказывал писатель, – всегда тепло говорил о Сергее Есенине, его стихах. Помню, как при мне он не раз напевал за работой строчки есенинского «Клена...», а однажды, неожиданно прервав напев, воскликнул: «Какой глубокий образ – этот клен! Судьба человека тут сокрыта, не меньше!» От начала до конца знал «Письмо к матери», читал его вслух. Любил поэму «Анна Онегина», многие ее строчки повторял, особенно о природе...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.