Другие девчонки давно уже никуда не зовут Ану. Она все равно не может. Даже тогда не может, когда идут куда-то всем классом. С урока эстонского языка ходили смотреть «Поднятую целину », Ану же сидела дома и ждала машину с брикетом. Ездили в Неэрутские горы, а Ану была с Вяйно в инфекцион-
ной больнице. Какой смысл куда-то ее звать! Один только Отть иногда еще делает такие попытки. И только Оттю иногда удается вытащить Ану из дома.
– Наша Вера ужасно смешная, – продолжает Ану. – Всегда говорит: «Тебе, Ану, будет легко жить. Ты с детства испытала все трудности, теперь тебя ничто в жизни не испугает. Я поначалу жила словно птичка на ветке, – так она всегда говорит, – а вот когда родились Вовка и Маринка, жизнь стала такой монотонной. Будто меня в клетку посадили!» Странно, мне никогда жизнь не кажется монотонной, когда я с Вяйно и Велло. Только иной раз так устаю, что не могу заснуть, но потом это проходит...
Отть порой прямо-таки боится, когда Ану начинает вести такие разговоры. А Ану как ни в чем не бывало. Когда девочки на выставке изделий ручного труда, увидев работы учениц одиннадцатого класса по домоводству, покраснели и стали хихикать, Ану подошла к дежурной преподавательнице и сказала, что распашонку, которую сшила Мерике Аунапуу, не следовало бы выставлять как образцовую, поскольку завязки у нее пришиты с внутренней стороны, и к тому же нитками десятого номера. Что останется этак от шеи ребенка? Отть никогда не знает, какое слово может вдруг ввернуть в разговор Ану: Такими словами никто не разговаривает, их можно найти разве что в медицинском справочнике, Ану лее все нипочем, она и в лице не изменится. В таких случаях Отть быстро пытается заговорить о чем-то другом. Конечно, неудивительно, что Ану ко всему этому привыкла, ведь ей надо знать столько всяких взрослых премудростей и для того, чтобы все это постигнуть, ей даже не хватает времени дома: на уроке машиноведения преподаватель отобрал у Ану книжку < Охрана здоровья детей». И вообще поди пойми эту Ану. Как-то она сказала, что еще и детским врачом хочет стать. Выходит, ей впрямь все это еще не надоело. Во всяком случае, Отть немного побаивается, когда Ану так говорит.
Ану замолкает – езда в автобусе сморила ее.
По мере того как пейзане становится все более знакомым, появляется ощущение, что ты едешь домой. Сегодня к этому ощущению примешиваются тревога и неуверенность. За те годы, что Отть ходит в школу в городе, дом как-то немного отдалился, и Оттю кажется, что он уже не может предугадать каждый шаг матери, все ее мысли, как это было, когда он жил дома. Что он скажет теперь об этой незнакомой девочке? Главное – не молчать, чтобы они не остолбенели, когда Отть с Ану войдут в дом. Хорошо, если б отец или мать оказались во дворе, чтобы можно было поздороваться на ходу. Странно, но еще сегодня утром вся поездка была лишь планом, лишь предположением Оття, которое могло разлететься в пух и прах от одного-единственного отрицательного жеста Ану. Теперь же на нем лежала ответственность перед Ану.
Девочка, с которой Отть выходит из автобуса на обочину дороги, не похожа издали на ребенка. Но не может быть, чтобы Отть привез с собой гостя, он этого никогда не делал. Тем не менее они уже сворачивают на дорожку, ведущую во двор. Старенькое, короткое осеннее пальтишко девочки и вязаная шапочка с помпоном говорят о том, что это не деревенская девочка, которой приходится шагать в метель много километров.
Войдя в калитку, девочка втыкает лыжи в сугроб и начинает трепать по шее выбежавшего навстречу Томми, и тот милостиво размякает.
В комнате воцаряется мертвая тишина, только, яростно булькая, варится в кастрюле картофель со свининой. Мать встает из-за стола и начинает без особой надобности подкладывать под чугунок круги от плиты, чтобы уменьшить жар. давая этим понять. дескать, вы тут справляйтесь, как знаете, а у меня дела.
– Я пригласил к нам Ану покататься на лыжах, – обращается Отть сразу ко всем находящимся в комнате. Ану машинально сняла с правой руки варежку, но поскольку никто не шелохнулся, она украдкой опускает руку и снова натягивает варежку.
– Да вы садитесь, – первым спохватывается отец и пододвигает Ану стул. Но стул оказывается в неудачном месте, между столом и дверью, прямо посреди комнаты, куда падает больше всего света от настольной лампы. Аву садится в пальто и варежках и кладет набитый портфель на колени, как пассажир в переполненном вагоне. Разговор не клеится. Отть то и дело отлучается в заднюю комнату и, возвратившись, расспрашивает про домашние новости, явно думая о чем-то другом. Напряженность слегка разряжает отец. Он зовет Ану, Оття и его шестилетнего брата Валло в лес за елкой. В обществе Валло Ану вскоре освобождается от чувства неловкости. После чтения в лесу книги следов – Валло оказывается большим знатоком этого дела и находит в Ану восторженную ученицу – следует чтение настоящей книги дома. Тут уж Валло, который осенью пойдет в школу, не видит в глазах Ану снисхождения.
– Произнеси, произнеси все вместе! – требует девочка и держит палец у слова. Валло пыхтит и сопит, маленький нос морщится от напряжения: «Са-а-до-вый инвентарь». Прочитанные слова всплескивают в тишине комнаты, как мальки, которые из неволи снова попали в чистые воды. Матери это занятие вроде бы нравится, и она в перерывах между хлопотами в хлеву подгоняет ребят. Даже отцу это по душе. Отть с сияющим лицом переводит взгляд с одного на другого. Так продолжается до глубоких сумерек, пока мальчик внезапно не роняет голову на книжку. Только теперь усталого человека оставляют в покое. Мать ставит на стол картофель и жаркое.
Посреди ночи Ану просыпается от звука голосов в доме. В соседней комнате, где спят отец с матерью, слышится приглушенный разговор. В первую минуту Ану натягивает на голову одеяло, потому что утомленное походом в лес тело не желает просыпаться, однако, разобрав свое имя, она начинает прислушиваться.
– Ты что думаешь, она просто так торчит тут? – раздается за стенкой.
– Да вроде бы пигалица еще, – слышится тягучий ответ.
Раз – и девочка соскакивает с кровати и прижимает ухо к перегородке.
– Отец, слыхать, работает по мелиорации?
– Они там все горазды пить.
Тишина. Вздох. Кто-то почесывает голову.
– Ведь как узнаешь про чужого человека, какой он и что.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.