– Деньгу они там, конечно, зашибают...

– По девчонке этого не видать, кофтенка-тався штопана-перештопана и петли обтрепались.

Что-то с мягким стуком падает на лист жести перед плитой – должно быть, кот спрыгнул.

– Не знаю, чего это Отть так прилип к ней, – вновь звучит голос матери.

– Его дело – приметит и забудет, – бурчит отец, но по голосу чувствуется, что эта тема ему далеко не безразлична.

– Прямо и не знаю. Так уж она ему в сердце запала.

– Да разве в чужую душу влезешь.

– И ведет себя так, как хозяйка... Как вцепилась в Валло, и сразу же – читай. Смотри еще, как бы в невестки тебе не определилась.

– Девчонка еще совсем, – слышится мужской голос.

– Скажешь тоже, девчонка! Такая с каждым часом растет. Через год, смотришь, уже взрослый человек. Ноги и сейчас такие тугие, того и гляди кожа лопнет.

– Что ж, заднюю комнату, пожалуй, можно и обклеить, – отвечает на это отец.

– Ты учти, что рига вместе со скотиной пойдет Валло. Отть, горожанин, все равно скотину не убережет. Ему и комнаты хватит.

– Да, подели заранее, а то кто знает, что еще из Валло получится, – слышится сквозь зевок.

Сон не так скоро приходит в эту комнату.

За стенкой его нет тем более. За стенкой на полу сидит девочка, у которой обтрепанные петли, но крепкие ноги, кожа на которых того и гляди лопнет.

Эта девочка так хочет иметь их заднюю комнату, и она горько плачет, как будто ей ужасно жаль, что комната еще не обклеена. На Ану одна рубашка, и она дрожит в ней, словно ее бьет лихорадка. Надо бы встать, но не пошевелить ни рукой, ни ногой. Они как чужие. Да и вся Ану словно сама не своя. Кто-то вошел в дом с ее лицом и в ее одежде, сидел за их столом и разговаривал как «невестка» и даже прикасался к их сыну, и вот теперь среди ночи родители обсуждают все это. А она, Ану, сидит на полу в одной рубашке и слушает. У Ану все время такое чувство, будто здесь, в одной с ней комнате, находится еще кто-то, именно тот, о ком только что шла речь, – «невестка», и она спокойно спит сейчас под белыми простынями. И почему бы ей не спать, если все сказанное точь-в-точь относилось к ней, и вообще никакая это для нее не новость. Зачем же ей тратить время, положенное на сон, чтобы слушать разговор двух чужих людей? Дайте ей отдохнуть, утро принадлежит ей.

Но Ану! Зачем она здесь? Как она очутилась среди ночи в чужом доме? Внезапно Ану становится ужасно жаль своего отца, себя, братьев. Она с трудом натягивает чулки. Вся одежда скомкана, пуговицы, петли и крючки не находят друг друга. А тут еще щелкнул замок от портфеля так громко, что, вероятно, даже Томми услышал со двора. Скорей, скорей! Скорей из двери в клеть, только бы ключи оказались на месте.

– Девочка, куда это ты собралась на ночь глядя?

Рука, поворачивавшая ключ, опускается, и связка ключей со стуком падает на пол, на что Томми за дверьми начинает радостно лаять, полагая, что сейчас его впустят в дом. Мать Оття с растрепанными волосами стоит в дверях кухни; из комнаты на свет выходит и отец.

– Ты что, заболела? Почему нас не разбудила? – спрашивает мать Оття.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.