До сих пор я часто вижу сны, когда вдруг что-нибудь танцую или репетирую новое. Это, наверное, естественно для человека, который всю жизнь в балете. Иногда меня спрашивают: кем бы вы хотели стать, если не были бы балериной? Мне трудно ответить. Нашей профессии начинают учить очень рано. В восемь лет я поступила в Ленинградское хореографическое училище, потом театр… Не знаю, призвание это или не призвание? Не могу сказать, чтобы я была счастлива, когда меня отдали в училище: я не хотела танцевать. Мои родители – Мария Федоровна Романова и Сергей Николаевич Уланов – балетные артисты: я видела все трудности профессии. Время было тяжелое – 20-е годы – разруха, голод, холод. А в балетной школе – интернат, меня и отдали туда, дома не с кем было оставить .

На протяжении шести лет я училась в классе у своей мамы, а три последних года занималась у Агриппины Яковлевны Вагановой. Родители оставались, конечно, моими самыми взыскательными воспитателями. Им я благодарна своей первой, очень важной школой. Люди они были простые, преданные искусству, трудолюбивые.

Мама на уроках становилась придирчивой, требовательной, не прощала ни малейшей погрешности в танце. Так же относилась она и к моим выступлениям на сцене. Я знала: похвалит только за дело и скажет обо всех моих ошибках. Мама была строгим судьей и добрым другом не только для меня£ для всех своих учениц. Папа со мной танцем специально не занимался. Но тоже всегда все подмечал. Он был немногословен, но его вскользь оброненное замечание, а иногда просто неодобрительный взгляд, заставляли сразу проверить себя, подтянуться. Затс как радовало его редкое одобрение! Помню – это было после войны, тогда я уже работала в Большом театре, – приехала в Ленинград танцевать Джульетту. Папа впервые смотрел меня из зала. И вот после спектакля я услышала: «Вот ты,. оказывается, какая!» В устах папы это означало высшую похвалу.

Что мне с самого раннего возраста прежде всего привили родители, так это. чувство долга! Мама, может быть, в какой-то степени относилась и сурово ко мне, хотя меня, единственного ребенка, конечно, любили. Как и все дети, я бывала и непослушная, и капризная, и всякая, но подсознательно у меня это чувство было: долг! «Вот сейчас мы тебя кормим, одеваем, а что ты будешь без нас, если у тебя не будет профессии?» – так родители всегда говорили.

Сказать, что полюбила балет сразу? Непросто полюбить то, что трудно. А трудно было всегда, это у всех в нашей профессии: то болят ноги, то что-то не получается в танце. Выпускной спектакль – «Шо-пениану» – я танцевала с подвернутой ногой. Как сейчас помню, у меня резиновый носок был надет...

Чем я только не болела в детстве! Очень слабый был организм. Всеми болезнями, наверное, какие существуют – корь, скарлатина, свинка, краснуха, желтуха, бесконечные ангины, – переболела. Позже папа мне рассказывал, что рабочие сцены говорили: как это вы разрешаете своей дочке танцевать, у нее ноги-то подломаются, такие тоненькие…

Когда кончила школу, что-то уже начало получаться, как-то меня признали , попала в лучшие ученицы. Выпуск наш в 1928 году был небольшой, но только троих приняли в театр. Помню, когда я получила свою первую зарплату, то не знала, что с ней делать. Побежала в кондитерский магазин и для бабушки купила десяток пирожных. Куда еще истратить? Говорю: мама, возьми деньги. А сама подумала: меня приняли в театр, мне дали сольное место в спектакле, и еще за это деньги платят? Наивно? Наивно! Но так мы были воспитаны. Раз уж кончила балетную школу, значит, должна стараться – работать в этой профессии. Так оно и полюбилось постепенно, но полюбилось через боль…

Первая моя сольная партия – принцесса Флориана в «Спящей красавице», и в этот же первый свой сезон, уже в феврале, я танцевала Одетту-Одиллию в «Лебедином озере». Тогда у нас в Лениграде было всего несколько молодых солисток. Конечно, в наших выступлениях были и недостатки, но нас буквально «бросали» на спектакли. И на этом мы крепли. Помню, Федор Васильевич Лопухов – известный балетмейстер, наш художественный руководитель, – говорил про меня: ничего, пусть падает! Он видел, что на репетициях я как-то справляюсь, а как выхожу на сцену – безумное волнение, одно движение не выходит, другое не выходит, иногда и упасть могу. По совести говоря, кроме страха, в первые годы ничего на сцене не испытывала.

Танцевала я и классику и современные балеты. Аврору в «Спящей красавице», Царь-девицу в «Коньке-Горбунке», Машу в «Щелкунчике», Сольвейг в «Ледяной деве», Комсомолку в «Золотом веке» на музыку Шостаковича. Разные партии – лирические, экспериментальные, даже акробатические, как, например, в «Золотом веке». В балете этом я была комсомолкой, спортсменкой, танцевала танец с пятью кавалерами, тоже спортсменами. Они меня всячески подбрасывали, буквально до потолка. Верхние поддержки, как мы говорим, были чисто акробатическими. Трудными и непривычными. Тогда еще на сцене они не исполнялись...

В первые годы я танцевала все, что мне поручали: моя роль, не моя – тогда этого я и не понимала. Работала, а любая работа, если она и не совсем удачная, все равно приносит свои результаты.

Постепенно понималось, что профессионализм – это не только танцевальная техника. Выходя из балетной школы, мы были хорошо выучены танцу, но нельзя сказать, что были очень образованны. Жизнь в стране только налаживалась, входила в мирную колею, не до гармоничности в образовании было. И большое счастье, что я познакомилась с действительно замечательными людьми. Вообще многое в моем характере, мироощущение подсказано не только обстоятельствами собственной судьбы, но умом и талантом людей, общение с которыми оставило неизгладимый след в жизни. Например, дирижер Александр Гаук старался приобщить нас к серьезной музыке. Бах, Моцарт, Бетховен, Чайковский, Рахманинов, Лядов – все мы тогда переслушали в Ленинградской филармонии. Для меня музыка – особое, может быть, высшее искусство. Она вся действует на тебя. Только надо научиться ее слушать...

Бывала я постоянно и на спектаклях в Александринке – так тогда назывался Театр имени Пушкина. В те нее годы я познакомилась с семьей Тиме-Качаловых. Елизавета Ивановна Тиме, известная драматическая актриса, и ее муж – Николай Николаевич Качалов, крупный ученый в области технологии силикатов... Образованнейшие, интеллигентнейшие люди, очень радушные, открытые. Дом у них всегда был полон друзей. Туда приходили артисты, художники, писатели...

Там впервые я увидела Алексея Николаевича Толстого, и он ошеломил меня своей жизненной энергией, своей «крупностью» во всем, что бы ни делал. Если он рассказывал, то шумно, со страстью, загораясь и забывая обо всем на свете. День ли, ночь ли – голос его «гремел». Если смеялся, то до слез, так заразительно, что никто не мог удержаться от смеха. Если садился за стол, то даже самую простую еду ел так аппетитно, что й другим сразу хотелось попробовать. Редко встречаются люди, которые умеют так ощущать радость жизни и сами так полно, ярко жить. Мне, живущей в режиме бесконечных запретов, непривычным казался подобный жизненный размах. Поначалу я даже как-то робела и сторонилась. Но обаяние Алексея Николаевича было магическим, и моя робость прошла.

В доме Тиме-Качаловых мне посчастливилось встретить выдающихся людей театра – Корчагину-Александровскую, Юрьева, Певцова, Мейерхольда... Я слушала их и буквально всасывала все, как губка. Нередко возникали разговоры и о балете. Многие любили балетное искусство, но особенно страстной его поклонницей была Елизавета Ивановна Тиме, она всегда бывала на моих спектаклях. А потом устраивала со мной целые обсуждения: как сделать роль, чтобы создать глубокий образ, осмысленный характер. Я не сразу Елизавету Ивановну понимала, но постепенно ее советы, замечания входили в мое сознание, в мою балетную работу.

В те годы балетмейстеры только начинали обращаться к большой литературе, к серьезным темам. Один из первых таких спектаклей – «Бахчисарайский фонтан», первый пушкинский балет на советской сцене. Его ставил молодой в ту пору балетмейстер Ростислав Захаров вместе с режиссером Сергеем Радловым. Для нас в «Бахчисарайском фонтане» все было новым. Мы привыкли к чисто классическому танцу. А здесь танец сочетался с игровыми сценами, которые имели конкретный, точно определенный смысл – без той условной пантомимы классики, какую мы знали. Мария, Зарема, Вацлав, Гирей обретали живые человеческие характеры. Мы не сразу поняли, как это сделать, мучились, искали и постепенно учились.

В 1934 году состоялась премьера «Бахчисарайского фонтана». Пришел успех, о спектакле много писали. Потом – «Утраченные иллюзии» по Бальзаку. И там тоже было много режиссерских, игровых актерских находок, хотя танцевально спектакль оказался не очень удачным. Но и он нам помог в дальнейшей работе. Не будь тех постановок, тех же «Утраченных иллюзий», нам бы не сделать сразу «Ромео и Джульетту». В постановке Леонида Лавровского сказалось лучшее, что накапливалось годами..

Помню, мы очень смущались при встречах с композитором Сергеем Прокофьевым. Считали себя перед ним ребятами. Он казался нам очень строгим, насупленным, суровым. И только позже поняли, что это милейший, очень добрый и мягкий человек. И после премьеры, когда мы его вытаскивали на сцену, он кланялся с какой-то застенчивостью, и глаза у него были совершенно детские – веселые и счастливые.

Вообще-то работа над «Ромео» была трудной. Музыку Прокофьева мы почувствовали не сразу. Поначалу она казалась нам нетанцевальной, неудобной. Приходилось даже считать, чтобы попасть в такт. А ведь еще надо раскрыть образ, понять и Шекспира и Прокофьева. Прокофьевская Джульетта романтична, шекспировская – скорее земная. Мне же надо найти свою Джульетту, которая бы сочетала и то и то...

Уже после «Ромео» Прокофьев как-то спросил меня: «Что бы вы хотели еще станцевать, что мне написать для вас?» Я говорю: «Мне бы хотелось Снегурочку». «Ну что вы, Снегурочку! Разве я могу ее написать?! Снегурочку писал Римский-Корсаков! Давайте я напишу вам Золушку...»

Спектакли тех лет давали нам, артистам балета, истинные драматические навыки. То главное от прежнего не пропало и сегодня, оно вошло в современные спектакли. Это и есть вечное движение искусства. Одно дополняет другое, поддерживает, влияет, и рождается новое качество.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.