Следы в крутом переулке

– Сегодня бы по стопке надо. Раз такой сволочи наконец на свете не стало.

На свете не стало? На свете не стало и маленькой, пухленькой Любы Сличко, подумал я. И в ту минуту не знал, что наш разговор к Любе и придет.

– А дальше произошло вот что, – перебил Сергей мои грустные мысли об этой злосчастной фамилии, от которой старшие сестры отказались. – Моего третьего подручного Володьку Бизяева вы знаете.

Я кивнул. Этого славного парня я знал хорошо. Впрочем, его весь город знал: лучший форвард нашей «Звезды».

– Его угораздило влюбиться в младшую дочку этого предателя. – От этих слов Сергея я вздрогнул, он будто мои мысли прочитал. – Да, да, влюбился в ту самую, которой теперь нет.

– Она была беременна, – сказал я глухо. Однако Сергея вопреки моему ожиданию это нисколько не удивило. Он даже кивнул.

– Володька долго не решался сказать родителям о том, что должен жениться на Любе. Она хорошая девчонка. Была... От Володьки я узнал точно, что Сличко здесь. И, кстати, был доволен, что раньше сам угадал. Ну, что стоило официально, через газету, что ли, в свое время объявить, что он сбежал, что скрывается? Все бы знали. А так.... Володька видел его собственными глазами. Они встретились во дворе у Павлины, у тетки Паши. Представляете, тот подлец узнал его.

– Что? – поразился я. – Как узнал? Володе же только в этом году идти в армию. Где они могли встречаться?

– А они и не встречались.

– Но как же он мог его узнать? Если и видел когда-то двухлетнего, как узнать в здоровом парне?

– Вы слушайте. Со двора Володя сразу же ушел. Мы тогда тоже работали в ночной смене, и на заводе он мне рассказал. И просил пойти с ним и с Любой к родителям. Сразу утром и пошли. Было то десятого числа. Пришли мы трое к нему домой. И он сразу сказал отцу с матерью: женюсь на ней. Без меня бы он так не решился. И хотя вовсе не такой судьбы я ему хотел, уважать его чувства я был обязан. Но знаете, что там произошло? Не поверите. Мать сразу отказала: нет, этому не бывать, если ты не хочешь убить меня. Представляете мое самочувствие и положение? А каково им? Девчонка в слезы – и бежать. Володя – за ней. Но отец сумел вернуть его. Садись и слушай, сказал отец. Мать с бабушкой вышли из комнаты. Мы остались втроем. Я тоже хотел уйти, но мне не позволил отец Володи. Вернее... вернее, не отец. Потому что он первым делом сказал: Володя, сынок, я не отец тебе, не я твой отец. Конечно, я не помню в точности всех его слов. Но он сказал: сынок, я не отец тебе, я не твой отец... Да, в общем, так...

Вот что узнал Володя, вот что узнал Сергей.

В сорок втором из плена бежали два наших летчика. Раненые, голодные, больные. Из плавней их переправили на Микитовку, к деду Ивану Легейде, на поправку. Один из них окреп быстро и скоро ушел обратно в плавни, к партизанам, потом перешел линию фронта. Вернулся в небо, воевал. Это как раз он и сказал Володе при Сергее: сынок, я не отец тебе. Второй летчик болел дольше. Дед Иван с внучкой – она-то и есть Володина мать – с трудом выходили его. А когда он поправился, то невозможно было переправить его в плавни. В общем, Володя – его сын. Дальше случилось, что кто-то выдал деда Ивана. Пришли полицаи и утащили и деда и его летчика. Командовал этими полицаями Сличко. Мать Володи, тогда ей девятнадцать было, навек запомнила его. А он, Сличко, тогда же запомнил лицо летчика. Лишь через полгода после гибели- своего прадеда и своего отца Володя родился, осенью сорок третьего. На отца он очень похож, да и молодому отцу тогда было столько же, сколько сейчас Володе.

Первый летчик, Бизяев, после войны приехал в Новоднепровск повидать своих спасителей, узнать о судьбе друга. И тут, узнав, что случилось, остался. Остался и позже женился на Володиной матери. Не многие знали об этом. И хотя на Микитовке никогда ничто не скрывается, люди умеют, если надо, молчать. Даже Сергей ничего не знал об этом, а он-то всегда считал, что знает все.

– Я и сам себя спрашиваю: как бы я поступил на месте Володьки? И не представляю. Он чувствовал, что я не смогу помочь советом. И не спрашивал. Но с Любой после этого не встречался – это точно. Мать у него такая – не послушай он ее, жить бы не стала. Не смогла бы. Вот и все, что я знаю. Мало? А по мне, так лучше бы и этого я не знал.

До сих пор не могу понять, а не поняв, естественно, не могу объяснить, почему мысль моя заработала совсем в ином направлении, нежели было мне свойственно. То ли Привалов так подействовал на меня, то ли Чергинец своими логичными рассуждениями, но я не мог не задать ему вопросов, которые иначе не дали бы мне покоя. А они, эти вопросы, Сергею понравиться не могли.

– Значит, сегодня Володя тоже работал в ночь, вместе с тобой? Вы вечером пошли на завод, как обычно, вместе?

– Во-первых, – ответил Сергей, – не всегда мы ходим вместе. А во-вторых, сегодня он не работал. Это имеет какое-то значение?

– Да, Сережа. Да. Это уже кое-что проясняет. Вернее, запутывает. – Я уже сам стал путаться в его и своих рассуждениях. – А почему он не работал? Просил освободить его?

– Нет, не просил. Я сам сказал ему, чтоб не выходил на смену. Знаю, что это – нарушение. Но какой из него в эти дни работник? Смотреть невмоготу. Да и толку от него никакого.