– А! Никс, герр командант, – покраснела девушка и, гладя меня по голове, сказала с улыбкой: – Это любовь моей матери.

Немец наклонил ко мне свое пухлое лицо с толстыми стеклами очков и мягкой рукой потрепал по щеке. Потом встал, щелкнул каблуками и, сказав «хайлъ», зашагал к выходу. Тук, тук, тук – застучали сапоги. И я узнал этот звук. Это были те же самые сапоги, которые стучали кованым железом вслед за моим отцом по бесконечным ступеням той мраморной лестницы.

Госпожа все время хотела меня изменить. Ей не нравилось, как я говорю, как причесываюсь, как хожу, как ем.

– Нет, нет! Ты нехороший мальчик. О, мой Харис! Тот был другим.

У нее была мания перечислять достоинства своего умершего ребенка. И все его качества она как будто бы старалась вселить в меня, даже его болезни.

Мой новый отец смотрел на меня как на чужую кошку на кухне. Я редко его видел. Он все время путешествовал. А когда возвращался, дом наполнялся шумом и гамом. Зажигались все огни. Стол ломился от мяса, птицы и всяких сладостей. Открывали бутылки старого вина, и пробки летели в потолок. Это был очень толстый человек. На его красном лице красовалось множество бородавок. Он говорил с немцем на чужом для меня языке.

В один из званых вечеров госпожа пожелала представить меня иностранцам. На меня надели матроску того ребенка. Причесали на пробор, дали в руки его ракетку и привели в большую комнату.

– Скажи «бонжур», мое золото, Хараки мой.

Я внимательно осматривал их всех, не говоря ни слова.

– Ты не скажешь «бонжур», цыпленок мой?

– Забери его отсюда, – сказал мой новый отец. – Разве ты не видишь? Это волчонок, который точит на нас зубы.

Затем он что-то сказал немцу, и они вместе стали смеяться. А потом велел фройляйн – своей дочери:

– Иди к пианино! Сыграй нам Шуберта! Ну! Чего ты сидишь, как мадонна?

В этот вечер мой новый отец был очень весел. Все его бородавки сияли на розовом блестящем лице, как хрусталики на люстре.

– Иди сюда. – Он привлек меня к себе и обнял. – Сейчас мы посмотрим, что за сынок у моей жены.

– Скажи, мой цыпленок, «бонжур». – Госпожа пришла в радостное оживление. – Скажи: «Бонжур, папа»...

– Оставь его в покое, – оборвал ее муж. – Ребенок сам знает, что ему говорить.

И все обернулись ко мне. Никто не ожидал столько неясности от моего нового папы. Немец тоже смотрел мне в глаза. И потом сказал, улыбаясь:

– Скажи нам, наконец, как тебя зовут?

– Ставрос, – ответил я. – Ставрос Димитриу.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.