Какие бы смерчи ни обрушивались на нее – Родина выживала. И пахарь – в который раз! – начинал на ней новую борозду. Потревоженная плугом земля дышала во всю грудь, готовясь выносить в лоне своем трудный хлеб наш.

И вставали хлеба в человеческий рост. По ним топтался ветер, завивал воронки и застывал во ржи, изваянный из воздуха. Роясь клонила колосья, светилась среди дня потаенной ранней сизо-серебряной сединой и просила людей:

– Не забывайте обо мне. Я – хлеб ваш насущный. Во мне – сила ваша. Нельзя без святынь, люди!..

Земля пахла хлебом – широко, выстраданно, грустно, и с малых лет я познал, что причащение хлебом – это причащение Родиной.

Бабушка выпевала внукам своим песни, сказки и присказки – заветное слово наше.

– Зернышки вы мои, – говорила она нам, маленьким. – Зернышки-ии... Хорошо будет. Хорошо!

Она смотрела на нас как будто издалека – из вчера или из завтра? И мне хотелось спросить тогда:

– Бабушка, а что будет-то?

А сейчас я думал: почему же и не спросил?

Я думаю о том, что это не только свойство человека – смотреть на скоротечное сегодня из далекого и как будто не столь скоротечного завтра, из такой немыслимой дали, что и представить трудно, из какого-то справедливого и. непреходящего времени.

Береза, не успев зазеленеть, золотится осенней прядью, хотя до осени дальше дальнего. В сторонке от клена табунятся кленочки, по колено мне, а листья их, как и у большого клена, огромны, взрослы и отлиты из сквозного золота. Девушка надевает венчальное платье, и на лице ее сокрыто материнское, а то и бабушкино озабоченное выражение – на юном лице, на бело-розовом, без единой морщины. Если я иду по неухоженной и вытоптанной земле, то провижу ее в садах, цветах и белых селениях – прекрасную и свободную от нехваток, болезней и зла. И человек – взбалмошное дитя ее – с изумлением рассматривает орудия убийства, упрятанные под стекло. Ощущение будущего, что в крови у человека, – это приятие уверенной, несуетной, полезной работы с восходами, полднями и закатами.

И опять восходами!..

Мы глядим на себя из будущего, а живем в настоящем и ощущаем время как материал упругий, неподатливый и бегучий. Мы живем и в меру сил своих ладим жизнь по-своему, как велит нам Время, далекое, правое и непреходящее.

Прикосновение к будущему и есть высокое чувство Родины.

Родная, радетельница, родимая!.. С чем я иду к тебе? Каким вешним словом отблагодарю тебя за то, что ты есть?

Благослови на труд, на новую борозду, на всходы, потому что нет у нас Родины без благословенного труда, и только с ним мы обретаем тебя.

По утрам Русь осветлена росой, обильной, густой и зернистой, и пахнет роса остро, как снег при румяном морозе... Снег? Нет, в этом утреннем торжестве росы есть первородный запах молока, приятие жизни ребенком. И душа человека ненадолго становится детской, чтобы немного отдохнуть, прежде чем повзрослеть и ожесточиться. Роженица умывает ребенка в росе, и дитя растет, чтобы дать жизнь своему дитяти, чтобы род человеческий жил ради жизни, а не ради смерти, ибо пока живое умывается живой росой Родины, оно будет жить и принимать жизнь как благо.

Белый цвет

I оздней весной, а то и ранним летом в низовьях Вишеры в поемных

Плугах зацветает черемуха. Белый, венчальный, облачно-небесный цвет ее нисходит на камни, на землю, до трещин прокаленную морозами, и, достигнув цветенья, смотреть на которое непривычно и больно глазам, опадает без печали. Белым туманом, белым лебедем черемух вплывает весна в мою I Вишеру. Небо, и камни, и воды светлеют, и на недолгое недолышко в душе моей поселяется ожидание встречи. С кем? С любовью?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.