– Я тебе не сказала, как по-нанайски портрет страшилища называется? – спросила меня Дарья Нико лаевна. – Фюлен называется.

На следующий день я опять услышала это слово, но в ином контексте. Дарья Николаевна делала черемуховые лепешки, прежде обычные в нанайской кухне. Перед тем как выставить их на солнце сушить, она пальцем прорисовала в их чернильной мякоти узоры, и каждый из них был копией сикачи – алянских личин.

– Вот это и есть фюлендоудёни – маска чудовища.

Как сразу выстроилась родственная связь исходных прообразов амурских наскальных личин, рельефных ликов на лепешках, силуэтах на бересте и... масок зарождения нанайских родов в бумажных садах Людмилы Пассар. Как же не вернуться ей к тем исконным материалам, в которых зачинались пластические искусства ее народа.

Доступна и податлива береста. От Архангельска до Амура встречаются березовые рощи. Тысячи верст отделяют эти места, но и у русских и у нанайцев много было в быту функционально общей утвари из бересты. На Северной Двине бурак – по грибы, по ягоды ходить. В нанайском селе кондон – матаха, тоже из бересты, – чернику, клюкву собирать, и черпаки для воды, и ведра, и легкие лодки-берестянки – фасон разный, а суть и материал те же. Или вот туес и чунгнэ. Круглые, как березовые чурбачки. Русские в них сметану, масло в самую

жару на поясню брали. Знали: не испортится продукт, береста – плохой проводник тепла. Нанайцы в чунгнэ зерно держали, сушеную рыбу, мясо. Но поставьте их рядом, оба этих цилиндра из бересты. Один – суриком крашен. По горячему полю – размашистые яркие цветки. Другой .решен в сдержанной, графичной, светло-черной гамме. Хоровод силуэтов геометрически упорядочен. Напряженность изображений рыб, птиц, изюбрей скрыта в тугой спиральной пластике, подобна пружине, готовой вот-вот развернуться.

Характер орнамента – характер народа. Нанайскую пластику Людмила Пассар постигает не только зрением ума, но и рук. У Анны Кузьминичны Самар (кстати, члена Союза художников) она терпеливо училась вырезать на затушеванной поверхности бересты изысканный узор, расщеплять тонкий прут, чтобы шить им края шкатулки.

У старинного ремесла много тонкостей в технологии. Как, например, научить бересту эластичности, избавить ее от первородной тяги обвиться вокруг ствола? Оказывается, просто: промазать берестяной лоскут подсолнечным маслом. Куда сложнее обработать рыбью кожу. Да и надобности вроде в ней нет. Давно уж нанайцы не шьют из нее ни халатов, ни обуви, ни рукавиц. Но разве могут старики отказать художнице, если для важного дела нужно. И, как прежде, достают завалявшийся где-нибудь в амбаре нехитрый снаряд – дели, сминают в комок высушенные шкурки кеты или сазана и колотят по ним деревянной тяпкой – уксу, пока не станет кожа мягкой и бархатистой.

– Смотри, дочка, не велик секрет.

Люда садится рядом, смотрит. Совсем как в детстве, в Найхине.

...Первое, куда убегал взгляд, стоило утром открыть глаза, – ковер на стене. Нанайские сады Семирамиды. На них птицы похожи на цветы, цветы – на волны. Глаз пытается распутать бесконечное виенье узора, найти начало, конец. Да где там!

На полу сидит Далдака. Люда зовет ее «даня» – бабушка: по имени нельзя – обидишь. Прижала плоскую рукоятку ножа к подбородку, кружит острием по бересте, вырезает. Так занята работой, что и не слышит, как сзади подбирается внучка и, подражая бабушке, ножницами раскурочивает ей подол халата. Далдака сердится, а девочке никак не справиться с искушением.

Много раз зашивала Далдака свой халат, пока не испугалась: вдруг да нападет на девчонку болезнь хунихэмби. К тем приходит она, кто не может выполнить самые заветные свои желания. Дала, лоскутки, ножницы: вырезай. Хоть мала совсем, а упряма.

В первом классе любимым был предмет, который не значился в программе: нанайские узоры из бумаги. Когда Люда училась в третьем, отец, директор школы, отвез ее работы в Троицкое на выставку детского рисунка. Если бы не авторитет Уламы Васильевича, не поверить, что автор искусных резных орнаментов – десятилетняя девочка.

Дар возвращения к истокам. Дар быть зеркалом древнего древа познания. Дар уйти в Зазеркалье, чтобы традиционный опыт озарить собственным поэтическим видением. Так много дано нанайской женщине по имени Людмила Пассар.

Говорят, род Пассар произошел от мудура, мифического гения добра, охраняющего гармонию природы и человека.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.