– Я тебе импортный достану, удобный.
Да ладно, сынок. К чему привык, к тому привык. Вон и Федор, дружок, на такой же. Да и дерево-то родное. – Он еще что-то сказал про себя и начал осторожно устраиваться на диване. Вначале вытянул деревяшку, потом медленно опустил спину.
– Извини, сынок, беспорядок. Не стираю, не мою. Да и гложет меня что-то. Надо бы посоветовать...
– Ну, давай перекинемся! – сразу ожил Афанасий и сел напротив.
– Не так быстро, сынок, не галопом. – Он прикусил губу и замотал головой. Хохолок на голове приподнялся. Это всегда предвещало ссору или злой разговор, и теперь Афанасий ко всему приготовился. Он знал, что у отца нервы всегда на взводе и может быть такая минута, когда он накричит и пойдет напролом, а потом горько-горько заплачет. И эти переходы от крика до слез случались часто и повторялись, а потом отец страдал от них, стараясь забыть. Вот и теперь ждал Афанасий такого же, но отец заговорил спокойно:
– Что-то Федор Иванович не заходит. Наверно, тебя испугался. Эх, Федор, Федор... Мы с ним и ботинки-то делим поровну!
– Не понимаю? – спросил Афанасий.
– Дело, сынок, простое. У меня левой нет, у него праву ногу похоронили. А размер-то у нас один. Я, значит, куплю ботинки, а зачем мне два? Я на праву ногу одну, а на леву – ему. А потом он идет в магазин. И расход у нас половинный. Ну, усек?
– А как же! – засмеялся Афанасий.
И отец тоже вздохнул легко, улыбнулся. На лице сразу разгладилась кожа, но глаза все равно оставались печальны. И только на миг в них мелькнуло что-то нежное, теплое, какой-то ветерок пробежал и затих, – и опять печально и хмуро лицо.
– Господи, господи... До старости дожили и еще хочем жить. А зачем? А куда? И хватило бы мне, да и Федору... Как ты думаешь, Афоня? Скажи...
Сын промолчал. Ему надоело сидеть на стуле, надоели духота, липкий пот под рубашкой, и сейчас он хмурился и покусывал губы.
– Да не морщись, Афоня! Я ведь знаю, что надоел. И тебе и сестре твоей. Она вон все зыркает: не там сел да не там разделся, а я ведь отец. И тебе тоже отец родной...
– Родной, родной, успокойся, – засмеялся сын и достал сигарету.
– Вот и скажи ей, чтоб язык придержала. Да что ей скажешь, она и на мужа, на Ивана, наскакивает. И все ей невесело. Почему нынешним все невесело? И что надо, каких апельсин таких? И зарплаты вроде хорошие, и квартирами наделили всех, а им все мало да все не так... И со свекровкой Мария ругается, но и та сдачи дает.
– Все правильно! – перебил Афанасий.
– Нет, не правильно! Заблуждаешься, сын. Они из-за меня, видно, цапаются. Я место занял ее. У ней Иван-то один-разъединственный. Ей бы с сыном жить да командовать, а я тут путаюсь.
– Ты где спишь-то? – спросил Афанасий, чтобы переменить разговор.
– Не понял, Афоня.
– Где койку твою помещают? Ведь теснота.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.