У него была уникальная коллекция рукописей, которые он собирал всю жизнь. Вера Васильевна решительно возражала против этой поездки. Но Николай Арсеньевич настоял на своем.
Вера Васильевна считала Николая Арсеньевича и Ольгу Николаевну людьми непрактичными, мечтателями. Говорила, что они погубят Катю, потому что позволяют ей, как амазонке, скакать на дикой лошади. Напрасно Ольга Николаевна убеждала ее в том.,что лошадь совсем не дикая. Она сама выросла в степи и так же, как Катя, в четырнадцать лет любила лошадей.
Ольга Николаевна стояла выпрямившись перед Верой Васильевной. Их разделяла только бронзовая лампа, которая вдруг показалась Ольге Николаевне похожей на светильник с открытым пламенем, обжигающим лицо.
– Почему вы молчите? – повторила Ольга Николаевна. – Что с отцом? Вместо ответа Вера Васильевна неловко придвинулась к ней, обняла ее и заплакала, спрятав лицо у нее на груди.
Николай Арсеньевич успел вынести из дома, зажженного фугасной бомбой, рукописи. «Это все, что я мог сделать для России», – сказал он.
И Катя привезла его коллекцию. Пронесла ее через смуты вокзалов, через эшелонные пересадки, через многие города. Ее вывезли вместе с учениками Николая Арсеньевича в эвакуацию и с большим трудом добрые люди, попутчики, кондукторши поездов довезли до родного города.
Катя долго не могла поверить в то, что она дома. И только когда Вера Васильевна уложила ее на диван и укрыла стареньким пледом, как в раннем детстве, она успокоилась и уснула. Ольга Николаевна не говорила ни слова, пока Вера Васильевна рассказывала ей обо всем этом. Казалось, она ей не верила...
Вера Васильевна положила на стол стопку бумаг, перевязанных суровой ниткой. Ольга Николаевна присела на стул и коснулась пальцами рукописей. Ей были знакомы эти бумаги.
Это было как прикосновение к отцу. Сквозь слезы она видела степь, отца в чесучовом костюме и в соломенной шляпе, еще совсем молодого, каким он был в те годы, когда она ездила вместе с ним разыскивать следы библиотек и архивов на местах, где некогда стояли старые усадьбы.
Письма Петра Великого, записка Сперанского, счет Орлова-Чесменского, миниатюра декабриста Бестужева... И еще тетрадка комментариев к этим находкам.
А кто напишет комментарий к жизни того, кто спасал эти бумаги из огня, от уничтожения, кто передал их в детские руки вместе с уверенностью, что это руки, способные спасти историю от забвения?
Воронежские рукописи лежали перед ней. Вера Васильевна стояла рядом. И Катя спала на диване, укрытая пледом.
Она свято исполнила то, что должна была исполнить.
– Мама, – позвала Катя, открывая глаза. – Это правда? И она села на диване, протягивая к ней руки.
Школа работала в три смены. Утром приходили малыши, днем учились средние классы, а вечером парты занимали старшие школьники.
Уборку школы производили раз в неделю все вместе младшие и старшие. Мыли полы, чистили стекла, починяли парты, которые на неделю так расшатывались. что приходилось их заново сколачивать.
За партами сидели не по двое, а по трое и даже вчетвером. Тесно было, особенно зимой, когда сидели в пальто, потому что было холодно, а дров и угля не хватало. Замерзшие пальцы отогревали дыханием.
Молодых учителей в школе не было. Литературу нам преподавал Василий Никифорович Воскресенский. Седой старик, говоривший тихим голосом, как бы по секрету, о Пушкине и Толстом. Его жена приносила ему на большую перемену завтрак, завернутый в полотенце. Она вся светилась от худобы. И мы называли ее лампадкой.
Военному делу нас учил фронтовик с пустым рукавом. Он учил нас разбирать и собирать трехлинейную винтовку и ее затвор, повторяя наименование составных частей: «Стебель, гребень, рукоятка». А в армии уже был на вооружении автомат. Но автоматов мы еще не видели. Изучали плакат, на котором от каждой детали шли длинные стрелки к пояснительным надписям.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.