– Потом, потом... Главное, что победа за тобой.
Потихоньку он догадывался, восстанавливая в слабой памяти события последней смены: вспомнил, как позвал Колотая в заброшенные выработки, чтобы взять рудостойки. Шел впереди. И все... Значит, Колотай его чем-то ударил. Но почему разорван весь бок? И сколько ни напрягал Василий воображение, ответа дать на это не мог.
А потом пришли друзья, тяжело расселись на табуретках. Василий будто впервые увидел, как замучены были их лица заботой и трудами.
– Давно я здесь?
– Уже три недели. Ты поправляйся поцепче, – говорил за всех Михаил Сухов, – а то угля никак не хватает.
– Фашисты где?
– Под Москвой. Им там пятки выкручивают – вот-вот назад похромают.
– А меня как?..
– Тебя-то? – Сухов, сузив глаза, медленно оглядел товарищей и почти шепотом, торопясь, скороговоркой выпалил: – Чище Иисуса Христа пригвоздили тебя кайлом к лесине. Понимаешь, растерялись мы от этакого зверства. Тебя – на-гора... Ребята же взбулгачились: окрутили сволочей тросом да на лебедке – в газенк. Они ревут, как быки. Насилу отняли. Вытянули обратно, а они обделались... Тьфу!
Сухов испуганно оглянулся на вошедшую сестру, но продолжал:
– Гордость мы свою за тебя выражаем, друг ты наш, герой Василий Андреич!
– Еще где не ляпни! Нашел героя, – обозлился Василий.
– Во, видели пузыря! – Сухов черной ладонью показал на Василия. – Да нам врачи дней десять в глаза не глядели. А теперь... Через двадцать дней, говорят, принимайте субчика. Костлявую победил, а говоришь, не герой.
Ребята уходили, сутулые и неуклюжие. Половицы скрипели под их грубыми сапогами. Василий глядел им вслед с благодарностью и любовью.
Кажется, в тот далекий час Василий Кряжев навсегда распрощался с Миловидов-кой.
...Василий Андреич сошел с крыльца, и тут же – сад. Прошел за дом по палой яиотввгпяетпо устларшой почву. Еще было мглисто, и сад из-за намотившегося только рассвета казался заброшенно-уродливым: ветви деревьев суставчаты, корявы. «Постарел сад, – думал Василий Андреич, – омолаживать надо».
Старость сада совсем недавно еще не замечалась им. По осени Василий Андреич аккуратно обрезал лишние ветки, и все казалось ему, что сад только теперь достиг зрелого возраста. И вдруг увиделось: постарел. Может быть, даже и не столько увиделось, а почувствовалось, как почувствовалась с полгода назад тяжесть своей крови в жилах.
Василий Андреич взял в сарае пилу, топор, лопату, заступ и прошел в глубь сада. Остановился у самой толстой от корня и круто развилчатой старой сливы, тронул застекленевшей от мозолей ладонью ее жесткую, как камень колчедан, кору:
– Отжила, старуха.
Глядел на пробрызнувшую зарю, вспоминал, как посадил это дерево. Наталья тогда стояла около с двухмесячной Танюшкой на руках, а прокудной Мишутка мял ручонками пойманную здесь же сонную после зимы лягушку. Ранняя тогда была весна.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.