- Матушка ваша...

- Что же? - пальцы, лежавшие на плече крестьянина, судорожно вздрогнули и, впиваясь ногтями в ладонь, сжались в кулак.

- Как это... Матушка ваша... что ж, ничего... Багаж мой в поезду - то чуть не стянули... Минутку бы ищо подремал, и поминай как звали... А матушка ваша... всякому свое. Брательник ваш управляется. Подрезали его эти по... ну, налоги...

Сухов начинал догадываться, что за суетливой спотыкающейся речью земляка скрывается какая - то тяжелая правда, высказать которую ему непосильно. Он настороженно прислушивался к голосу и словам гостя, поддакивал и снова спрашивал про мать и, замечая смятение его при этом вопросе, мрачнел от своих жутких догадок.

- Матушка - то?.. Все под богом ходим... Приказала долго жить, - отвернувшись от Сухова, распушив рыжую бороду по своему плечу, почти шепотом выговорил крестьянин. Заскорузлыми пальцами вертел незакуренную папироску - или забыв о ней, или не решаясь в эту тяжелую минуту закурить.

Сухов опустился на скамейку, сгорбился, посеревшим лицом поник над грязным полом и только сейчас заметил, насколько он грязен и заплеван. «Надо сказать уборщице, чтобы подмела, а то знает только скалиться, хотя и мы сами могли бы это проделывать, не трудно, рук не обломаем». Отмахнувшись от неуместных мыслей, прикусил задрожавшие губы. Хрустнул пальцами и, приподняв голову и растерянно улыбнувшись, спросил:

- Как же это она?..

- Похворала с недельку и... А я собирался к сыну, мне и наказали зайти к тебе, да в суматохе адрес затерялся... не известили тебя. А сын мой здеся...

- Ведь я ее четыре года не видел...

- А перед смертью - чуяла, что смертушка пришла - приказала... Брательник - то твой посмеялся, куны, говорит, ему... И мой старшой туда же, ужинали мы, а он... Ну, я все - таки взялся. Ни от кого - нибудь, от матери... И сынок - то мой...

Сухов поднял голову.

На растопыренной черной ладони крестьянина тускло поблескивал маленький замызганный жестяный крестик.

Сухов отвел взгляд в сторону, потом перевел его на гостя и, заметив в глазах его участливую ласковость, взглянул на вытянутую руку, на предсмертный подарок матери и отвернулся. Нервно вздрагивающие пальцы взлохматили волосы, скользнули на шею, потом на грудь, упали на колени, больно царапая их сквозь засаленные брюки.

- Ничего больше не приказывала... Да и какое у ей добро - те... Нечего боле... - виновато сказал крестьянин и, будто хотел он узнать вес незавидного подарка, покачал рукой.

Сухов протянул руку, но быстро отдернул ее, шлепнув ладонью по ноге.

- Откуда ж у ей... - грустно улыбнулся он и, понурив голову и закрыв глаза, замер. Где - то внутри него замелькали, как в бреду, сменяя друг друга: черные бревенчатые стены, растопырившаяся по всей избе печь, чашка с дымившимися щами, старушка, ласково положившая свою руку на голову вихрастого мальчонки; длинный сутулый мужик с вожжами в угрожающе поднятой руке над зажатой между его ног вихрастой головой мальчика и вцепившаяся в вожжи старуха; Лешка Вершок со своими сторожащими злыми глазами; ладонь, опустившаяся тыльной стороной на армяк крестьянина и все еще протягивавшая жестяный убогий подарок; стерегущие глаза Гамарина, листавшего какие - то, бумаги; старушка, ласковая и тихая, запихивавшая горячий пирог за пазуху веснушчатому мальчонке; сотни осуждавших глаз, взмах рук, желтая глянцевитая книжечка, оброненная на столе и вдруг всунутая чьей - то быстрой и суровой рукой в синюю папку; зеленый горбик над землей и почерневшие, исхлестанные ветрами и дождями кресты, и маленький жестяный крестик на желтой похолодевшей ладони старухи; все тот же, что - то оравший, огромный, как распахнутые заводские ворота, рот Лешки Вершка; ночная синь, кресты, путаница. Сухов встал со скамьи и, мотнув головой на дверь, торопливо и беспокойно позвал:

- Пойдемте - ка... вон туда...

- Миш, ты еще нужен будешь, - крикнул ему в спину Гамарин.

- Ладно... Мешаем мы тут... Вот сюда сядем...

- Можно и суды... Отчего ж... Подарочек - то...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.