Мастер из Кроксли

– Ура! Он очухался! – закричали все вокруг. – Молодец! Вот удалой малый!

Бартон влил ему в рот несколько капель бренди. Туман в голове немного рассеялся, и Монтгомери наконец стал понимать, где он и что с ним. Но он все еще был слаб и не надеялся, что сумеет продержаться хотя бы один раунд.

– Секунданты, с ринга! – раздался голос рефери. – Время!

Мастер из Кроксли нетерпеливо вскочил со стула.

– Держись от него подальше! Дай себе небольшую передышку, – прошептал Роберту Бартон, и Монтгомери снова, уже в который раз, двинулся

навстречу своему противнику.

Он получил два урока: первый, когда Мастер загнал его в угол, и второй, когда его обманным путем заманили на ближний бой с таким сильным противником, как Крэгз. Впредь он будет осторожен. Еще один такой удар прикончит его – больше он не может рисковать. Мастер же твердо решил использовать достигнутое преимущество и яростно накинулся на Монтгомери, бешено работая правой и левой. Но Монтгомери был достаточно молод и увертлив, так что изловить его было трудно. Он уже твердо стоял на ногах, да и сознание его прояснилось, а с ним вернулась и сообразительность. Это было интересное зрелище: тяжелый броненосец, старающийся сокрушительным бортовым залпом накрыть маленький, верткий фрегат, маневрирующий так, чтобы не попасть под его прицельный огонь. Мастер выложился весь. Он заманивал студента, разыгрывая усталость; обрушивался на Монтгомери в стремительных атаках. На протяжении трех раундов он, стремясь добраться до своего противника, использовал все трюки, какие только знал. Но Монтгомери с каждой минутой ощущал, как силы возвращаются к нему. Боль от удара почти прошла. Весь первый после нокдауна раунд ему пришлось ограничиться только защитой, и он был страшно доволен, когда ему удавалось ловко ускользнуть от убийственных ударов Мастера. Во втором раунде он уже отважился изредка пускаться в легкие контратаки. В третьем – наносил ответные удары, как только видел незащищенное место. Его сторонники после каждого раунда криками выражали свое одобрение. Даже чугунолитейщики и те подбадривали его с тем благородным бескорыстием, которое присуще настоящим болельщикам. Для большинства из них этот юный Аполлон, ставший выше поразившего его несчастья и упорствующий в своем стремлении победить, покуда в нем теплится хоть искра сознания, служил примером настойчивости и мужества.

Тем временем Мастер, и без того имевший угрюмый нрав, все более ярился, видя, как победа ускользает из его рук. Всего три раунда назад исход боя, казалось, был уже решен, а тут приходилось начинать все сначала. К пятнадцатому раунду нарушенное дыхание Роберта полностью восстановилось, ноги и руки снова окрепли. Однако наблюдательная Анастасия заметила в его поведении нечто ободрившее ее.

– Тот удар по ребрам, кажется, начинает сказываться, Джек, – шепнула она Мастеру. – Иначе, чего бы ему так тянуться за бренди? Давай, жми, милый, и он будет твой.

Действительно, как раз в эту минуту Монтгомери быстро выхватил из рук Бартона фляжку и сделал продолжительный глоток. Вслед за тем он со слегка порозовевшим лицом и с каким-то странным выражением целеустремленности в глазах, заставившим рефери пристально посмотреть на него, поднялся на шестнадцатый раунд.

– Драться, как уговорились! – закричал трактирщик Пэрвис, заметив этот неподвижный взгляд.

– Давай, врежь ему! Врежь! – кричали литейщики своему боксеру.

И возбужденный гул пробежал по их рядам, как только они поняли, что их более закаленный и сильный боксер явно берет верх.

Внешне ни на одном из боксеров не было видно серьезных повреждений. Правда, у Мастера один глаз так заплыл, что сравнялся со щекой, а у Монтгомери на теле виднелись два-три синяка; лицо его сильно осунулось и побледнело, если не считать красных пятен на щеках, вызванных бренди. Его немного покачивало, когда он встал против Мастера, руки бессильно повисли – словно двухунцевые перчатки, и те стали непомерно тяжелы. Было ясно: он вымотался и отчаянно устал. Еще один удар – и ему не подняться. А если он и сумеет ударить Мастера – тот даже не почувствует его удара; слишком он, Монтгомери, ослаб, и нет у него никаких шансов свалить этого колосса.

Предстоящий раунд должен был решить исход матча.

– Давай, врежь ему, врежь! – истошно ревели

болельщики из Кроксли.

Даже суровые взгляды судьи были не в состоянии унять разбушевавшуюся толпу.

Монтгомери выжидал благоприятный момент. Он хорошо усвоил урок, что преподал ему более опытный противник. Почему бы ему самому не разыграть шутку, которую разыграли с ним, подумал он. Он, конечно, устал, но не в такой степени, как это внешне могло показаться. Глоток бренди вызвал в нем прилив энергии и придал силу, которой он может воспользоваться, если представится случай. Бренди будоражило кровь, а он делал вид, что валится с ног. Роль свою он разыграл отлично. Мастер решил, что перед ним легкая добыча, и кинулся на него с удвоенной энергией, стремясь разом покончить с ним. Он обрушил на него не один, не два, а лавину ударов: левой – правой, правой – левой. Он прижимал Монтгомери к канатам, нанося страшные удары, и при этом так зверски крякал, что было видно: он вкладывает в эти удары всю свою силу.

Однако Монтгомери был достаточно осмотрителен, чтобы не попасть ни под один из этих убийственных апперкотов. Он изворачивался, ловко отступая в сторону, подпрыгивал, уходя от ударов, блокировал их, наносил ответные, но все это он проделывал с видом человека, который абсолютно безнадежен. Мастер, уставший от своих собственных беспорядочно наносимых ударов, нисколько не боясь, как ему казалось, совершенно ослабевшего противника, на какую-то долю секунды опустил руки, и в это мгновение правая рука Монтгомери настигла его.