Холщовая, выбеленная солнцем и ветром рубаха, домотканые, по щиколотку порты, голову и плечи прикрывает мешок, распоротый по боковому шву. Кто бос, а у кого на ногах лапти, перетянутые бечевой. По шатким сходням идут торопко, почти бегом, а на загривке мешки пудов в пять-шесть. Их лица сливаются для меня в одно лицо – почерневшее от приволжского зноя и пыли, с мягкой русой порослью по впалым щекам и пронзительно синий взгляд, вобравший в себя и густоту волжской волны и безоблачную легкость августовского неба.

Увидел я это лет десять назад возле Кинешмы. Увидел и глазам не поверил – будто попал в начало века и передо мной проходят ожившие герои горьков-ских и купринских страниц.

– Все! Отдыхаем! Свет отключить! – Рослый мужчина в замшевой кепочке вскинул руки, словно приветствуя кого-то. – На сегодня съемка окончена. «Грузчики» с видимым облегчением вздохнули и, стягивая через головы рубахи, потянулись к сверкающему «Икарусу». «Юпитеры» погасли, и солнечный день как бы потерял свою яркость и праздничность. Такое нынче и вправду только в кино увидишь: согнутые спины, сомкнутые, побелевшие от напряжения губы, мышцы, вздувшиеся от непомерного груза... Но, наверное, не мне одному в студенческие годы доводилось разгружать вагоны на Москве-товарной, и стихи Евтушенко были нам тогда особенно близки своей документальностью. Помните: «Ночь над перроном идет на убыль. Сгружают медики под песни уголь. Сгружают лирики, сгружают физики дрова и сахар, цемент и финики...» Мы не чурались физической работы, и в слове «грузчик» чудился нам то ли романтический плеск черноморского прибоя, то ли соленый ветер Каспия. Эта работа от случая к случаю для нас была в охотку, и мы, весело сколотив артель, подряжались на разгрузку барж, вагонов, рефрижераторов. А в ту пору все подручные средства на «разгрузочно-погрузочных работах» – тачка, крючья, чалочные приспособления да ручная лебедка...

Выручали крепкие плечи, молодость, жажда новизны. Опытные грузчики-профессионалы смотрели на нас с добродушной усмешкой, сами работая неторопливо, с основательностью, присущей знатокам своего дела.

– Не рви! Ровней работай, дыхание береги, – советовал старшой, дядя Миша, трудившийся грузчиком уже более четверти века. – Ты не силой, сноровкой бери. Грузчику не только руками, а и головой шевелить надо...

Память высвечивает давние дни, строчки из книг, раскатистое «р-р-р.» в крепко сбитом слове, воскрешая нечто былинное и в то же время такое привычное, земное – грузчик...

Он вышел из отдела кадров и в нерешительности остановился. Все получилось на редкость просто, буднично. Никого не удивил он своим аттестатом зрелости: пожилая женщина, перелистав тоненькую пачку его документов, сказала: «Люди нам нужны. Особенно молодые ребята. Пойдешь грузчиком?» И, не дождавшись ответа, словно не сомневалась в согласии, кивнула сидящей через стол девушке: оформляй...

Юрий огляделся, заметил знакомых ребят из школы, из параллельного класса. Они, оживленно переговариваясь, шли к проходной. «Им повезло, – подумал он, – не в грузчики, небось, а на большой конвейер попали. А тут разыскивай этот цех, как его... – он заглянул в направление, – комплектации и обработки запасных частей. Где он может быть?»

– Не подскажете, как мне пройти?

Седой широкоплечий мужчина замедлил шаг, обернулся:

– А далёко ли?

– Да вот... – Юрий протянул направление. «Седой», как все дальнозоркие, читал, держа бумагу на вытянутой руке.

Ну что ж, Баранов Юрий Михайлович, пойдем, провожу тебя. – И, протягивая широкую ладонь, представился: – Сорокин Виктор Петрович, можно дядя Витя, как больше нравится. Мужчина улыбнулся, и улыбка преобразила его лицо, жесткое, иссеченное морщинами, – оно стало по-мальчишески задорным:

– Идем, товарищ грузчик...

Сентябрьское солнце уже высоко поднялось над корпусами ГАЗа. Оно вызолотило металлические крыши, тысячекратно отразилось в высоких окнах цехов и ровным, мягким светом рассеялось по улицам, площадям и проспектам автограда.

Юрий поймал медленно падающий березовый лист. Словно в роще, подумалось ему, и в этот момент он вдруг отчетливо понял, что начинается иная жизнь, в сущности, совсем неизвестная, немного пугающая и в то же время такая заманчивая, – жизнь самостоятельного рабочего человека. Юра встряхнул длинной вьющейся причёской и, поймав чуть насмешливый взгляд Сорокина, нахмурился. «Ну, сейчас нотация начнется, мол, парня от девушки нынче не отличишь...» Но провожатый ничего не сказал. Они шли уже минут пятнадцать, и Юрию казалось, что путь их по этому удивительному городу никогда не кончится.

Ему приходилось бывать на автозаводе со школьной экскурсией, но тогда их подвозили к цехам на автобусе, и ощущение огромности автограда скрадывалось мимолетностью увиденного в окне.

– После десятилетки? – спросил Сорокин. И, не дождавшись ответа, кивнул: – Понятно. В институт не поступил? Тоже ясно... Но ты носа не вешай. Институт от тебя не убежит. А здесь добрую специальность получишь.

– Специальность, – буркнул Юрий. – Хватай больше, кидай дальше. Так у вас говорят?

– У кого «у вас»? Ты теперь тоже автозаводец. Ну, а насчет хватай и кидай погоди судить...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.