Но сильнее всего мучило – уговоры. И так подбираешься и эдак, и то обещаешь и другое. А видишь скучно прищуренные глаза и растянутые ухмылкой губы:

– Не-а... А зачем мне все это нужно? Начинала объяснять. Но в глазах та же пустынь, и вдруг появляется выражение внезапно пришедшей сильной мысли:

– А вы сколько получаете, а? Я что-то не помню...

Она вздыхала глубоко, переводила дух, отвечала. И слышала довольный хохоток:

– А я без всякого вашего образования иногда больше нашего директора выколачиваю. Ниче, а? Так на кой мне оно, а?!

И смех торжествующий – убил.

Обида иногда за горло хватала. В конце концов учеба сейчас – долг перед обществом. Райисполком, райкомы партии и комсомола, районо, профкомы, парткомы – кто только ими не занимался, неужели не понимают?! Обращалась примерно так к ученикам, но, странное дело, немудреная шутка «Буду на вас вашим детям жаловаться!» производила большее впечатление. Кстати, первыми помощниками в борьбе за учеников оказались дети и бабушки. Родители встречались всякие, зато каждая бабушка была за образование горой. А стоило ребенку пойти учиться, как папа или мама, разок-другой не справившись с домашними заданиями, сами подавали заявления в школу.

Несколько раз – но ни разу в школе – Валентине Григорьевне приходилось слышать: «Заставлять надо – и все тут. Потом сами поймут и только спасибо скажут!»

Ну, предположим, заставили, думала она, но ведь против своих убеждений делать дело трудно, а делать добросовестно – нельзя. Значит, выход только один – одолевать в людях пренебрежение или равнодушие к образованию. Искать стимулы, мотивы, которые будут сильнее инерции, желания легкой жизни. И уже со временем, с опытом пришло: для этого надо каждый раз добираться до истины. Продираться к ней сквозь самые правдоподобные и вроде бы искренние объяснения. Переносить грубость, глупость, дерзость. Потому что очень часто истина была за ними.

Мы все-таки очень хорошо умеем забывать. Те из нас, кто благополучно закончил школу, честно согласны со знаменитым вальсом: «Школьные годы чудесные...» И действительно помнят из них только «дружбу, книгу и песню». А ведь было и другое. Тоскливое пересчитывание стремительно улетающих дней каникул. Мучительно-бесконечные минуты урока, когда противно сосет под ложечкой: вызовут или пронесет? Безнадежное топтание под смех класса у доски. А вечерняя маета дома, когда ждешь отца с родительского собрания и прекрасно знаешь, с чем он вернется! А отчаянные стычки с учителями, где все равно будешь неправ!

Редко кто не пережил этого. Но для одних это лишь полузабытые эпизоды в общей светлой картине школьных лет, а для других – все их единственное содержание. От чего бежишь при первой же возможности – только подальше, только в другой мир, где ты еще не отмечен печатью неудачника, последнего человека среди других. И работа тут – это уже не просто работа, а раскрепощение, освобождение от осточертевшей принудиловки, от всей этой безрадостной, унизительной мороки.

И вот, если ушел из школы именно так, где взять силы снова вернуться ко всему этому? Снова стать самым безнадежным, последним? Да еще если на работе все сложилось нормально, там ты даже лучше многих. А вечерами столько заманчивого сулит большой портовый город... Так ради чего снова подвергать себя изнурительным, без шансов на успех попыткам? Тем более что забыто уже и то немногое, что знал. Хоть и говорят, попытка не пытка, здесь как раз самая настоящая пытка и мерещится.

Вот ведь до чего бывает нужно докопаться. Вот что понять и вместе с человеком пережить. Если ты учительница. И потом еще убедить, что именно здесь, в шестой вечерней школе, все может быть и будет не так. Убедить, зная, какая это в общем-то трехлетняя каторга, какой хомут тяжеленный – работа и учеба. Да еще если дети. Или муж против. Или с девушкой поругался...

И все-таки, продолжала она по привычке додумывать до конца, добиться, чтобы человек все-таки пришел в школу, – начало. Потом надо пытаться переменить все в нем так, чтобы он приходил на занятия не только за тем, чтобы «не привязывались» на работе, не только для того, чтобы отпуск получить летом, а очередной разряд побыстрее. А приходил потому, что понял: истинное образование – это новые горизонты, новые интересы, люди, новая жизнь.

Тут вдруг вспомнилось: тем, кто только начинает учиться, легче заниматься на предприятиях. А в десятых, одиннадцатых только и слышишь: «Когда же наконец перейдем в школу?»

Да, именно неблагополучие. Именно ощущение его дает им силы. Не поняв этого, ничего ни в этих женщинах, ни в их работе, не поймешь.

Неблагополучие – это необязательно горе в семье, искалеченное детство, неудачная жизнь. Хотя все это здесь тоже нередко. Но и даже там, где мы с вами не разглядим ничего, кроме лени и легкомыслия, – какое там неблагополучие! – они ощущают его – прошлое, настоящее и надвигающееся. Ведь подумайте: в стране всеобщего образования быть без этого образования, когда впереди еще огромная жизнь... Разве может тут сложиться по-настоящему благополучная жизнь? Это с сознанием-то собственной неполноценности? Это когда закрыты, обрублены пути роста, закупорен, не развивается духовный мир? Где же тут место для счастливой, наполненной жизни?!

Вот что они понимают, даже когда сам человек еще не догадывается о приближающемся. Он не догадывается, а они чувствуют, как ему будет стыдно, обидно и горько, если он откроет все это для себя, когда будет уже поздно что-либо исправлять.

Вот почему они идут на помощь, когда их еще и не зовут. Протягивают руки, даже если их отпихивают.

Ради предотвращения человеческого неблагополучия.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.