Станция Вязьма задерживала отправление, а почему, было совершенно неясно.

По расписанию пассажирский поезд номер 194 Калининград – Москва – тринадцать вагонов, пятьдесят восемь осей, общий вес 900 тонн – должен был отойти от вязьминского перрона в 19.23, чтобы через четыре часа одну минуту, в 23.24, быть в Москве, но время вышло, и сигнал к отправлению дали, и голос дежурного прохрипел в динамике под часами, предупреждая, что «поезд отправляется, а граждане провожающие должны проверить, не остались ли у них билеты отъезжающих», но впереди горел неумолимый красный, сыпал мелкий осенний дождь, ветер гнал по перрону, по мокрому асфальту холодную зыбь, и сверху, из окна помощника, казалось, что локомотив стоит на берегу реки и кругом дробятся и плывут корабельные огни.

– Однако по какой причине они задерживают? – сказал Яцков и снял затекшую руку с контроллера. – Время вышло!

Помощник не ответил. Помощник стоял на своем месте, напряженно вглядываясь в темное лобовое стекло, иссеченное дождем. Форменную фуражку он надвинул на глаза, и тень от козырька закрывала верхнюю часть лица, отчего губы и подбородок его казались совсем детскими и нежными, как у девушки.

Весной прошлого года помощнику исполнилось двадцать три, но он уже успел отслужить в армии, в ракетных частях, был сержантом, имел поощрения от командования, а вернувшись на гражданку, закончил школу локомотивных машинистов, так что можно сказать, что Володя Кузнецов имеет некоторый жизненный опыт, но все равно, особенно в речернее время, в неровном электрическом освещении, Яцков ловил себя на том, что смотрит на помощника, как на ребенка. И особенно его умиляет и одновременно раздражает прическа. Это ж девчонке впору!

– Володя, – сказал он как-то, – ты бы гриву свою состриг. Все-таки на железной дороге – в строгой организации служишь. Да и неэстетично

как-то... Ты ведь машинист, а не машинистка.

Помощник усмехнулся, ответил непонятно:

– Все приходит временами и уходит так же.

Вот пойми, что он хотел сказать?

– Ты только в голову себе не вбей, что я к тебе придираюсь...

– Да что вы, дядя Сережа.

– Вот и хорошо.

В тот день, когда они должны были вести калининградский 194-й от Вязьмы до Москвы, они уже сделали один маршрут – провели от Москвы 27-й пассажирский, передохнули в Вязьме два часа и вот теперь, подав локомотив под поезд, под мелким надоедливым дождем ждали «зеленого», а «зелено-. го» не было, и часы на белой шкале скоростемера жестко отстукицали потерянное время.

– Да что они там в конце-то концов! Запроси, чего мешкают? Время!

– Есть запросить! – отрапортовал помощник и . снял трубку радиосвязи.

Отправление дали в 19.28. Вспыхнул впереди зеленый огонь, Яцков мягко стронул поезд, дрогнули стрелки амперметров, тяговые двигатели взяли нагрузку, и электровоз, набирая скорость, покатил к Москве.

Пять минут – это в общем-то не опоздание. Но, как говорил один многоопытный машинист, «любой долг имеет тенденцию накапливаться». Он всегда говорил ученикам, что опоздание возникает незат метно. На ровном месте. Опоздать, как споткнуться.

На знакомом пути пять минут всегда можно нагнать, но, как подсказывает практика, тот машинист был кругом прав: иногда, и большей частью в самый критический момент, обстоятельства почему-то складываются не так, как хотелось бы, и пять минут запросто превращаются в семь, потом в десять, а там будто срывает храповик, и колесо времени идет в обратный ход... Десять минут, двадцать, полчаса...

– Закон максимального хамства, – говорит по

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.