Жюльен помимо воли заговорил умоляющим тоном:
— Послушайте, старина, если вы продлите вексель всего на два месяца, обещаю вам...
— Ни за что! – крикнул Боргри. – Оставьте свои уговоры для баб, которые пожирают ваши деньги. Со мной этот номер не пройдет. Сантименты на бирже котируются невысоко.
Куртуа закусил губу.
— С того дня, как я подписал вексель...
— Прошел уже год! – прервал его ростовщик едким тоном. – Не будем забывать, что уже три раза я давал вам отсрочку!
— Каждый раз за полмиллиона, не будем забывать и об этом. Боргри, послушайте... Возможно, я и не был образцом добродетели, но я не был обманщиком, и с тех пор...
— С тех пор вы наделали немало гадостей. В частности, выманили ой-ой сколько денежек у своего шурина. Так что в вашем теперешнем положении одним обманом больше, одним меньше...
Жюльен выпрямился, как от удара.
— Как, какой обман?
— Эта ваша история с чеком. Вероятно, это какая-нибудь махинация...
— Может быть, – признался Куртуа. – Тем более надо ее избежать, если есть возможность.
— Нет возможности. Поскольку непорядочно поступаете вы, а я лишь возвращаю свои деньги.
Он опять вытер руки носовым платком. Его безрадостный смех проскрипел как негостеприимная дверь.
– Поторопитесь. У вас, наверное, свидание с какой-нибудь девицей?
— Скажите-ка, Боргри, вы мне завидуете? Боргри подскочил.
— Завидую? Боже, да в чем же? Вы спятили! Глаза у Жюльена заблестели. Он покачал головой.
– Когда я слышу, сколько вы говорите о женщи нах, мне многое становится ясным...
Лицо ростовщика приобрело землистый оттенок. На мгновение он потерял дар речи. Жюльен заговорил твердым тоном:
– Черт возьми, Боргри, сделайте хоть раз в жизни доброе дело, вы не пожалеете об этом...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Хочу рассказать...