– О-го! – восхитился Маркел. – Да ты, дед, никак большевиком стал? Прямо по Ленину шпаришь!

– И Ленин так сказывал?

– Ну... это... маленько поглубже и пошире, а суть та же.

– Поумнее, так и говори. Я-то вот Ленина не читал, какие он планы на новую жизню строит. А шибко охота бы узнать!.. Зато колчаков раскусил, всю их подноготную. Недавно наведывался в Минино, к старухе, дак посмотрел, што там творится... Кулаки да богатые мужички головы подняли – куда там, повыше, чем при царе. И не таятся: наша тепереча власть, бают, царь-то, мол, дурак был – так разбаловал народишко, ажио до революции дело дошло. А што вытворяют, ироды! Кто чуток супротив властей слово сказал – порют розгами. За недоимки тожеть порку ввели. И позабыли уже, што палка-то о двух концах, – помнишь, ты мне об етом толковал?.. Когда ето было видано в Сибири, штобы розгами, а? На глазах у баб, у детишек, у суседей?! – Дед Василек обхватил большими корявыми руками лысеющую голову, уперся локтями в стол. Снова заговорил тихо, сдавленным голосом: – Старуха моя у кулака Кожевникова два пуда жита до новины занимала. А он, Кожевников-то, видно, припомнил старую обиду – накрывал я его разок с ворованным лесом – и решил над старухой покуражиться: пристал, как с ножом к горлу – вынь да положь средь зимы должок! И што ты думаешь? Нажаловался властям, и решили старуху пороть принародно... Хорошо, я вовремя подоспел. Продал последнее, какое было, барахлишко да с горем пополам рассчитался...

Долго сидели молча. Маркел не знал, как успокоить старика. Заметил: сильно сдал после последней их встречи дед Василек – постарел, осунулся, куда подевались прежняя прыткость и веселость. А чем поможешь? Только и напомнил не к месту, словно бы упрекнул:

– Видишь, дед, жизнь по-своему рассудила. Не забыл наши давнишние споры? Прав-то оказался я, а не ты. У муравьев призывал уму-разуму учиться. Не-ет, если ты человек – от борьбы ни в какой глухомани не укроешься. А жизнь – она и есть вечная борьба...

* * *

Каратели пожаловали через трое суток, в такую же лунную ночь. Серый во дворе зашелся в истошном лае, бешено рвался с цепи. Дед Василек вскочил с нар, бросился к окну:

– Они!..

У Маркела тоже сон как рукой сняло, он следом за стариком прильнул лицом к холодному стеклу. Никого не было видно в голубом лунном сиянии.

– Может, тот самый волк подобрался? – высказал он робкую догадку.

– Не-е. Зверя Серый не так облаивает. Это чужие люди. Много... Беги в лес, успеешь. Они еще далеко.

– Не могу! – Маркел заметался в потемках, отыскивая шубу, валенки. – Нельзя мне уходить с пустыми руками... Надо узнать, что за люди, сколько их, куда идут... Чем вооружены, когда тронутся отсюда... Надо узнать! Спрячь меня где-нибудь!

– Беги в баню. Ночью, поди, париться никто из них не пожелает... А я опосля подойду... Ружье не забудь...

Маркел выскочил на улицу, метнулся через двор к низкой, утонувшей в сугробах баньке, плотно прихлопнул дверь, накинул крючок. В бане пахло каленым кирпичом, пожухлыми березовыми листьями. Сквозь крохотное оконце, затянутое бычьим пузырем, просачивался снаружи мутный мертвенный свет. И все, к чему ни прикоснись, все здесь казалось липким, обросшим паутиной. Даже тишина была какой-то вязкой, черной, словно в закрытой наглухо бочке с дегтем.

Стало трудно дышать, Маркел не выдержал, приоткрыл дверь. Все так же лаял с подвывом и гремел цепью Серый. Потом сквозь лай послышались за оградой голоса, ядреный хруст снежного наста под сапогами. Скрипнули ворота, кто-то громко затарабанил в окно, крикнул хриплым, простуженным голосом:

– Отчиняй! Подох там, што ли?!

Маркелу не видно было, что происходило во дворе. Он услышал, как на скрипучее крыльцо вышел дед Василек, спросил нарочито равнодушным, сонным голосом:

– Ковой-то бог принес?

– Того, кого ты не ждешь! – ответил все тот же хриплый и резкий голос. – Уйми кобеля, а то стрельну!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.