Он не без труда стряхнул с себя чары космопорта и обвел взглядом раскинувшийся до горизонта город – скученные, обтесанные до полного однообразия прямоугольники района, где жил он сам, а дальше к северу сияющие сказочной легкостью и тяжеловесным величием башни, построенные для знаменитых и мудрых.
• Фантастический мир, – подумал он. – Фантастический мир, где приходится жить. Вовсе не такой, как рисовали его Герберт Уэллс и Стэплдон. Они воображали себе дальние странствия и галактические империи, гордость и славу человечества, – но, когда двери в космическое пространство наконец отворились, Земле каким-то образом не досталось ни того, ни другого. Взамен грома ракет – грохот печатных машин. Взамен великих и возвышенных целей – тихий, вкрадчивый, упрямый голос сочинителя, зачитывающего очередной опус. Взамен нескончаемой череды новых планет – комнатка в мансарде и изматывающий страх, что машина подведет тебя, что исходные данные неверны, а пленки использовались слишком часто...-
Он подошел к столу и один за другим выдвинул три ящика. Камеру он обнаружил под ворохом всякой дряни в нижнем. Потом порыскал еще в среднем ящике, нашел пленку, завернутую в алюминиевую фольгу.
«Стало быть, большой и сильный, – подумал он. – Такого, наверное, нетрудно встретить в одном из подвальчиков у реки, где космические волки, получившие увольнительную в город, проматывают свои денежки...»
В первом подвальчике, куда он заглянул, было смрадно – там расположилась компания паукообразных существ из системы Спики, и он там не остался. Недовольно поморщившись, он выбрался на улицу со всей быстротой, на какую оказался способен.
Соседний погребок облюбовали похожие на раскормленных котов обитатели Дагиба, и это тоже было совсем не то, что надо.
Зато в третьем заведении его ждала удача в образе гуманоидов со звезды Каф – созданий дородных и шумных, склонных к экстравагантной одежде, вызывающему поведению и вообще падких до роскошной жизни. Они сгрудились вокруг большого круглого стола в центре комнаты и увлеченно буянили – стучали по столу кружками, гонялись за удирающим от них хозяином, заводили песни, но тут же сами прерывали их выкриками и перебранкой.
Харт проскользнул в незанятую кабинку и стал присматриваться к загулявшим кафианам. Один из них, самый крупный, самый громогласный и самый буйный, напялил на себя красные штаны и рубаху цвета яркой зелени. Платиновые ожерелья и диковинные чужеземные украшения болтались у него на шее и сверкали на груди, а волосы он, похоже, не стриг несколько месяцев. Борода у него была довольно сатанинского вида, а уши – поразительная штука! – чуть-чуть заострены. Ссориться с ним, судя по всему, было весьма и весьма небезопасно. «Вот он! – решил Харт. – Вот типаж, который мне нужен!»
Наконец к кабинке кое-как подобрался хозяин.
— Пива, – приказал Харт. – Большой стакан.
— Да вы что? – удивился хозяин. – Кто же у нас пьет пиво!
— Ну, хорошо, а что у вас есть?
— Бокка, игно, хзбут, грено. Ну, и еще...
— Тогда бокка, – отрезал Харт. По крайней мере он представлял себе, что такое бокка, а об остальных напитках никогда и не слышал. Кто их знает, что они способны сотворить с человеком. Глоток бокка, во всяком случае, пережить можно.
Хозяин ушел и спустя какое-то время вернулся с кружкой бокка. Это было зеленоватое, слегка обжигающее пойло. Хуже всего, что по вкусу оно напоминало слабенький раствор серной кислоты.
Харт вжался поглубже в угол кабинки и открыл футляр камеры. Потом приподнял камеру над столом – не выше, чем понадобилось для того, чтобы захватить Зеленую Рубаху в поле зрения линз. Наклонившись к видоискателю, поймал кафианина в фокус и тут же нажал кнопку, приводящую аппарат в действие. Покончив с этим, принялся прихлебывать бокка.
Высидеть вот так, давясь инопланетным пойлом и орудуя камерой, предстояло четверть часа. Четверти часа хватит за глаза. Через четверть часа Зеленая Рубаха окажется на пленке. Может, материал будет и не столь исчерпывающим, как если бы Харт применял ту же новомодную пленку, что и Анджела, но своего героя он получит.
Камера крутилась, запечатлевая физические характеристики кафианина, его манеры, любимые обороты речи, мыслительные процессы (при наличии таковых), образ жизни, происхождение, его вероятные реакции перед лицом тех или иных обстоятельств. «Пусть не в трех измерениях, – подумал Харт, – пусть без проникновения в душу героя и без развернутого ее анализа, но для той халтуры, что нужна Ирвингу, сойдет и так...»
Сделать этого весельчака главным героем, окружить тремя-четырьмя головорезами, выбранными наудачу из досье. Можно использовать какую-нибудь из пленок серии «Рыцарь глубокой тьмы». Ввернуть туда что-нибудь заковыристое про сокровища, добавить капельку насилия, притом на каком-нибудь жутком фоне, – и пожалуйста, готово, если, конечно, сочинитель не откажет...
Десять минут прошло. Осталось всего пять. Еще пять минут – и он остановит камеру, сунет ее обратно в футляр, а футляр в карман и выберется отсюда как можно скорее. Разумеется, стараясь не привлечь ничьего внимания.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.