Года три-четыре назад поклонник нашей хоккейной команды, инженер из Горького, прислал мне письмо, которое, скажу сразу, было мало похоже на другие письма, адресованные в ЦСКА. Болельщик армейцев писал: «Я смотрю, как вы играете, вижу, с каким старанием боретесь за шайбу, чувствую, что вы понимаете свою, капитана команды, ответственность за игру товарищей, и мне становится обидно за вас. Как блестяще смотрятся на льду Третьяк и Харламов, Якушев и Петров, как эффектен Мальцев и как мало заметны вы. И я понимаю журналистов и телекомментаторов, которые вспоминают вас реже, чем ваших партнеров по ЦСКА и сборной страны. Я внимательно слежу за вашей игрой, вижу ваш вклад в успехи команды и думаю, что вы, простите за грубое сравнение, та «ломовая лошадь», которая тащит телегу всю жизнь, но которую замечают немногие. Надолго ли хватит вас, не надоест ли такая роль?»
Письмо тронуло. Необычное письмо. И необычный взгляд на мою игру.
Я вспомнил об этом письме в самом начале февраля, когда «Смена» предложила мне выступить на тех ее страницах, где слово получают чемпионы.
Мой добрый, заинтересованный в успехах Михайлова болельщик из Горького неправ. Я не обойден вниманием: право же, у меня нет оснований жаловаться. В тройке, вот уже несколько лет считающейся в нашем хоккее первой, мы равны, но Володя Петров, Валерий Харламов и я стали сильным звеном, может быть, не только потому, что все трое достигли довольно высокого уровня тактической, технической, атлетической и волевой подготовки, но и потому, что удачно дополняем друг друга. Да, у меня нет необыкновенной, неизменно загадочной, нелогичной обводки Харламова, но у кого в нашем хоккее она есть? Да, у меня нет разящего, сокрушительного броска Петрова, но многие ли могут потягаться с ним в искусстве поражать цель? Надеюсь, однако, что у меня есть какие-то другие, не столь бросающиеся в глаза сильные стороны, и, видимо, потому партнеры не считают, что я выпадаю из звена.
Мы играем в двух командах, в ЦСКА и в сборной, с конца 1968 года. Девятый сезон. Мы одинаково понимаем принципиальные основы ведения атаки и построения обороны. Но все-таки мы находим в нашей любимой игре разные, не всегда одинаковые достоинства.
Мой хоккей прост. Не только самое важное, но и самое интересное – забить гол. Для меня совершенно неважно, как мы добились успеха. После многоходовой, быстротечной комбинации или после стремительной контратаки, где был всего один пас, или после грубейшей ошибки вратаря, когда в голе и заслуги-то нашей вроде бы нет. Неважно. Лишь бы был гол. Была победа. Спорт, как бы ни был он в каких-то проявлениях близок к искусству, всегда останется спортом. Соревнованием, где выявляются победитель и побежденный. И я всегда неизменно стремлюсь к победе. К голу.
На чемпионате мира в Праге в 1972 году Николай Георгиевич Пучков, бывший в ту пору тренером сборной, сказал нам в перерыве матча:
– Играете так себе. Гол забили какой-то нелепый, случайный: шайба-то влетела в ворота от конька вратаря...
Я даже опешил: за гол ругают. И ответил, что шайба, пересекшая линию ворот, считается голом, какой бы путь она перед этим ни проделала.
Мне ближе взгляд на хоккей Аркадия Ивановича Чернышева. Два десятка лет работавший со сборной, он не уставал нам повторять, когда мы «заигрывались», начинали плести на льду «кружева», бесконечно пасуя шайбу друг другу: «Не нужна красота, нужен гол. Гениальность в простоте».
1 февраля в очередном туре мы играли с «Химиком». В начале матча случилась такая ситуация. Шайба была у меня, я приближался к воротам Пашкова, показалось, что вратарь занял неверную позицию, решил его обыграть, но потом мгновенно сообразил, что проще отдать шайбу чуть назад: Цыганков уже мчится на свободное место почти прямо перед воротами. Пас получился точным, и Геннадий бросил что надо.
Спустя несколько минут ситуация почти повторилась. Снова шайба была у меня, и снова я находился вблизи ворот «Химика». Искушения красиво выскочить из-за ворот и протолкнуть шайбу в ближний угол у меня не возникало: я видел более рациональный ход, и потому в ту же секунду откинул шайбу на «пятачок», куда рванулся Петров. Счет стал 2:0.
Не ищу эффектные ходы, если есть более надежные и простые. Думаю, что самым простым было мое решение и в том эпизоде, когда во втором периоде армейцы забросили пятую шайбу в ворота «Химика». Петров и я выскочили вдвоем против одного защитника, шайба была у Володи, и вратарь чуть-чуть сдвинулся в его сторону. Как только Петров адресовал шайбу мне, я тотчас же, не теряя ни мгновения, отправил ее в ворота, в левый от вратаря угол, я знал, что он просто не успеет сделать так нужные ему сейчас два шага назад.
Простой хоккей – это рациональный хоккей, где есть место и творчеству и неожиданным игровым решениям. Хоккей, где все пять полевых игроков в постоянном движении, в поиске, где ни один из пятерки не отстает, не останавливается, не позволяет себе передышки.
Я выхожу на лед играть. Я в движении. Мы атакуем, я ищу свободное место, я открываюсь, предлагаю себя партнеру, владеющему шайбой: ему решать, кто из нас в более выгодной для развития атаки ситуации.
Мы потеряли шайбу, мы защищаемся. Спешу назад – не дать свободы действий сопернику. Я рядом, он чувствует мое дыхание, я не даю ему осмотреться, разобраться в происходящем на площадке. Не только Петров, наш центрфорвард, но и мы с Харламовым, крайние нападающие, откатываемся в свою зону, на помощь защитникам.
Есть в хоккее такое жаргонное словечко – «горбатиться». Значит, играть с предельным напряжением сил. С полной самоотдачей. Анатолий Владимирович Тарасов сказал как-то нам: нападающие летят вперед, как под горку спускаются. А назад не особенно поспешают: в горку взбираться труднее, чем катиться вниз. Вот я и стараюсь с тех пор, чтобы и назад, в оборону – заниматься «черновой работой», – тоже получалось как под горку.
Мой доброжелатель из Горького беспокоился, не надоест ли такая игра. Не надоест ли «горбатиться» из матча в матч. В первенстве страны. На чемпионатах мира. На Олимпийских играх. С канадцами и американцами за океаном.
Но другого хоккея я просто и не знаю. Я шел к своей игре всю спортивную жизнь и легким свой путь, право же, назвать не могу. Не было у меня такого счастливого и победного дебюта, как у Владика Третьяка, как у Саши Мальцева или Володи Лутченко, заигравших сразу. Заигравших в первоклассных командах. А я в ЦСКА только со второй попытки попал. Да и на этот второй раз далеко не сразу стал игроком основного состава. Совсем не сразу.
Играть я начинал, как и все мальчишки, во дворе дома. Дворовая команда, с которой занимался тренер-общественник Иван Иванович Хапилин, была довольно приличной. Выделялся мой старший друг и сосед Женька Мишаков. Именно он и привел меня в команду своего ремесленного училища. Потом нас вместе взяли в «Трудовые резервы», где тренером был Михаил Федорович Кузьмин.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказ