Не смотри мне в спину

— Можно?

— Можно, – шепотом отвечает оператор; на лбу и на щеках у него начинает таять крупа.

Я оглядываюсь на жену. Внизу, под раскидистым дубом, сливаясь с крупой и листвой, она смотрит на меня. Красные розы на платке горят для меня. Жена не одна: седой конь вышел из лесу и встал возле, будто в дозоре. Аист присел под полою шубы и довольно поглядывает своим большим глазом. Представляю, как дрожит его иззябшее тело от нежданного шубного тепла.

– Съемка! – негромко кричу в микрофон.

Затряслась земля, заблистали языки пламени из пулеметов, испугались и тут же сорвались с места кони; откуда ни возьмись поднялся ветер да такой, что закрутил змеями дымы меж дубов, листву понес, посрывал с голов шапки и фуражки – все пришло в движение, в суматоху, в ярость.

Правый фланг «эсэсовцев» смял и стер в порошок наши форпосты и начал заворачивать к Тетереву, чтоб зайти с тыла.

Красная ракета. Сигнал нашей коннице. Я боялся, что артист, главный герой нашего фильма, командующий конницей, за дымовыми смерчами и взрывами не заметит, ракеты.

– Еще одну!

Взлетела вторая ракета, и конница вырвалась из-за скал. Вдруг конь, на котором сидел герой фильма, увидев «немцев», понесся в противоположную сторону, где было тихо и пусто, где никакой битвы не было. Артист изо всех сил старался завернуть коня, ударил его нагайкой по морде. Выкормленный на сытых кинематографических харчах белокопытый красавец на полном скаку на мгновение пригнул голову и тут же стал стоймя; артист, как птица, раскрылив руки, вылетел из седла и упал на землю.

– Сто-о-оп!

Ассистенты бросились к артисту... Слава богу, все обошлось.

— Давайте людям обед. После обеда начнем сначала.

— Ну что? Вышло? – подошли запыхавшиеся «партизаны», с недоверчивостью глядя на кинокамеру. – Вышло?

— Вышло. Но после обеда повторим еще раз.

— А я это поднялся с земли – у самого уха ка-ак ахнет, ну точно война, только тогда я двух ребер не досчитал, а сегодня – красота! – пригнулся и побежал дальше!

— Скажите, пожалуйста, ваш последний бой хоть чем-нибудь напоминал наш?

— Нет, куда равнять с вашим! У вас одних пушек двадцать пять, а у нас было три да коней раз в пять меньше.

— Ну, в пять не в пять, Иван, не говори, а раза в два – это точно!

— Может, в два, я уже забыл, но пушек было только три, это я помню доподлинно. Две стояли вон там на горе – видите? – а третья вот тут, где едят ваши кони...

Наши кони добросовестно уминали сено, особенно старался испортивший съемку белокопытый красавец.