Кассир молчал. Он чудовищно, смертельно устал. Пот заливал глаза, туманил стекла очков. Он сидел полуслепой, не в силах сделать ни одного движения, снять и протереть очки, вытереть пот.

А Кириллов держался так, словно и не было этого длительного, измотавшего их обоих допроса. Он

снова и снова спрашивал, уточнял, удовлетворенно кивал головой.

– А вот поясните, как это ни аллергия, ни стенокардия не помешали вам по-быстрому смотаться за чемоданом Мямлина? – И, помолчав, ворчливым, будничным голосом добавил: – Бабку вот тоже заперли... заставили старуху в окно вылезать... Чемодан-то пешком тащили или, как и наган, у Нифонтова еще и велосипед позаимствовали?

Выходцев молчал.

— Так как?

— Пешком, – прошептал кассир.

Арестованного давно увели. А Кириллов все еще сидел за столом. От резкого электрического света болели глаза. Он только сейчас понял, как устал. И вдруг, ощутив приступ голода, усмехнулся, подумав, что, пожалуй, обильный ужин Натальи Ивановны был бы сейчас весьма кстати. Но Наталья Ивановна давно спала.

Шагая по темным тихим улицам поселка в опостылевший номер гостиницы – сегодня он Кириллову не казался уже таким постылым, – он вспоминал последние слова Выходцева,

Кириллов спросил:

– Еще вопрос, Выходцев. Для чего вы вязали фашины из водопроводных труб? Хотели бросить тень на Андрея Силыча?

– Я... Я не думал, что пуля попадет к вам в руки... Вот, значит, как. Он рассчитывал, что пуля

пройдет навылет. Он не хотел стрелять из прошлого. Он боялся прошлого. Но старенький наган подбел. И «убийства из ревности» не вышло.

С тех пор, как Степан Николаевич узнал о гибели детей в домике лесника, его не оставляла мысль: кто же эти люди, что решились на такое? Позднее, когда связь этой трагедии с гибелью Мямлина стала для него очевидной, мысль трансформировалась: «Как могли решиться эти люди, этот человек?..» И сегодня, допрашивая Выходцева, он все время искал в его словах, манере говорить, держаться, в жестах, взгляде, каждом движении, оттенке голоса – во всем облике – ответ на этот вопрос.

Но этот вопрос он не задал Выходцеву. Он искал на него ответ сам. Их ослепил блеск рузаевского клада... Все началось с уроков «аристократа духа» и Ивонны Рузаевой. Впрочем, нет. Раньше. С рузаевского клада и смерти купца. Нет, еще раньше. С брака юной Ивонны со стариком Рузаевым. А потом на все это наслоились и скоротечный роман Ивонны с доктором Вьгходцевым и смерть купца... Да, много всего было. И были дети. Семнадцать ребятишек. Они погибли от голода и жажды. И была убита гаечным ключом Анютина бабка... Все это было. А кончилось... Кончилось полтора месяца назад на дорожке между Нылкой и Мызой, на безымянном болоте. Сколько людей заплатили жизнью за рузаевские сокровища... Сколькими искалеченными жизнями оплачена погоня за ними! Выходцев более тридцати лет жил двойной жизнью. Ведь даже жена – единственный близкий человек – не была допущена им в тайное тайных, не знала о золоте, за которым он упорно продолжал гоняться, не знала о волнениях и надеждах, о постоянном страхе и настороженности и обо всем том, что составляло содержание и смысл его жизни... Они ведь и детей не имели потому, что он всегда и всего опасался, боялся, что дети могут стать помехой... Впрочем, жене он объяснял свое нежелание иметь детей слабым здоровьем. А она ему и верила и не верила. И всегда чувствовала в нем что-то скрытое, отчужденное. Так, затаившись друг от друга, и жили. А здоровье... Его и правда не было. Тайная погоня за призраком рузаевских драгоценностей, яростная, бессильная злоба на тех, в чьих руках оказался клад, на тех, кто помешал ему схватить «свой» куш, злоба на весь мир иссушили душу и разрушили тело.

И, может быть, только сейчас, когда обе жизни – тайная и явная – слились, он почувствовал освобождение от постоянного страха и настороженности, от всего того, что съело его жизнь, его незаурядные способности. Ведь были же они... Сегодня Кириллов опять вспомнил слова Леснева-старшего о Выходцеве. «Он мог бы далеко пойти, заправлять отделом в министерстве»... Вспомнил и поверил. Да, были у этого человека и способности, и цепкий ум, и сила характера. Были... Но все ушло как вода в песок... Все постепенно было разрушено, изъедено ложью, преступными делами и помыслами:

Понял ли он, что жизнь его могла бы быть иной – интересной, яркой, умной, деятельной? Понял ли он, что вся жизнь прошла словно в подполье? Об этом Кириллов решил спросить его завтра. И еще он ему завтра скажет, что если бы пуля и прошла навылет, все равно убийства из ревности ему, Выходцеву, не удалось бы подстроить. Ведь стрелял он из прошлого... А мосты в прошлое нельзя ни сжечь, ни взорвать, ни обойти.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.