Выстрел из прошлого

— Фокусы, – сказал Выходцев.

— Глупые фокусы, – возмущенно произнес Андрей Силыч. – Вы что же, хотите сказать, что кто-то из нас выкрал эти ключи?

– Эти – нет, – спокойно ответил Кириллов. – А те – да. Как видите, мы убедились, что это было возможно сделать.

– I Но зачем? – прошептал Андрей Силыч. – Какое отношение эти ключи...

– Случайный фактор, – сказал Кириллов. Он сорвал печать с сейфа. Один из незнакомцев – оперативник из Нальска – вынул из кармана ключи и подал ему. Кириллов открыл сейф и достал оттуда сборник стихов. – Вот эта книжка, – сказал он, бросая «Зеленое раздолье» на стол, – эта книжка и есть тот самый случайный фактор. Андрей Силыч, может быть, вы теперь соблаговолите сообщить нам, зачем вы ходили к Выходцеву? Или... Нет, начните уж лучше по порядку. Что вы делали возле клуба в ночь убийства Мямлина?

Кириллов знал, что теперь Леснев-старший будет вынужден сказать правду. Он страшился этой правды, он гнал ее от себя, он не хотел ей верить. Кириллову надо было его убедить. И следственный эксперимент затевался, собственно говоря, не столько для того, чтобы что-то доказать, сколько для того, чтобы показать Андрею Силычу, кто украл ключи и для чего это было нужно убийце. И проведен был этот эксперимент довольно-таки эффектно. Когда Анюта отошла к зеркалу, Степан Николаевич стал ходить по комнате и на мгновение загородил от зрителей сотрудника, который играл роль Выходцева. Он и вынул ключи из сумки, сделав это так, что никто ничего не заметил. Кроме Выходцева, конечно. Тот-то давно уже догадался, что следователь относится к нему с недоверием. Но тут он промахнулся. Он принял следственный эксперимент за чистую монету: решил, что, не имея, в сущности, против него никаких улик, Кириллов пошел на отчаянный шаг, чтобы заставить его признаться в краже ключей, а затем и в убийстве. И у Выходцева буквально отвалилась челюсть, когда Кириллов обратился с вопросом не к нему, а к Андрею Силычу. «Добит» же он был следующим тактическим ходом: следователь не дал Андрею Силычу возможности довести рассказ до конца. Едва лишь главбух выпутался из своих «невозможно представить» и заговорил по существу, Кириллов прервал его, сказав, что будет лучше, если Андрей Силыч изложит свои показания в письменном виде. Выходцев успел услышать только несколько слов, из которых мог вывести несложное умозаключение: в ночь убийства Мямлина главбух видел кассира. Следственный эксперимент был только началом. За ним последовали допросы, допросы, допросы. Свидетели говорили в общем-то то же самое, что и раньше. Только раньше они не все говорили. Но ведь и следователь тогда не обо всем их спрашивал. Потому что тогда он еще не имел возможности ставить дополнительные вопросы, он не имел понятия, как их формулировать. Когда же он наконец понял, кто есть кто, дело сдвинулось с мертвой точки, и в несколько дней был распутан клубок, в котором причудливо сплелись Алчность, Ненависть и Страх.

Ивонна Рузаева познакомилась с доктором Выходцевым в декабре 1916 года. Купец Рузаев, в то время ему было за шестьдесят, явился в Нылку отнюдь не затем, чтобы поклониться родным местам и тихо скончаться на руках юной жены. Такие мысли не приходили ему в голову. Купец испугался надвигавшейся революции и решил удрать из России. Намеченный им маршрут пролегал через Нылку на Курск, Харьков и дальше – к Черному морю, на белый пароход. Но в Нылке случилось непредвиденное: купца хватил легкий удар. Отнялась нога, и он оказался прикованным к постели. Ивонна рвала и метала. Ее в общем-то волновала не болезнь мужа. Она, еще выходя замуж, знала, на что шла, знала, что все люди смертны, а старые люди и тем более. Но супруг, когда они прикатили в Нылку, совершил, как считала Ивонна, огромную подлость по отношению к ней: он спрятал куда-то саквояж с золотишком и драгоценностями, спрятал так ловко, что Ивонна при всей своей сообразительности не могла взять в толк, куда он этот саквояж дел. А Рузаев не только обезножел, он еще потерял дар речи. В дни, когда он был здоров, дом на Мызе навещали представители тогдашней нылкинской элиты. Теперь визитировал лишь врач Выходцев. Он «утешил» Ивонну, сказав после первого обследования больного, что супруг может прожить неопределенно долго. Ивонна совеем потеряла голову, бродила по дому, тщетно пытаясь отыскать тайник, кидалась на прислугу. Прислуга стала разбегаться. Дом пустел, а за стенами дома бурлила страна. Ивонна понимала, что дорогое время уходит, что не видать ей ни Венеции, ни Парижа; она понимала это, хотела как-то действовать, но не знала как. По вечерам она усаживалась у постели мужа и спрашивала: «Где?» Она сверлила его темными, ненавидящими глазами и протягивала к его рукам грифельную доску. Но муж лишь мычал и отталкивал доску. «Отравлю», – шептала Ивонна. «Ты уже мертвый, – говорила она, – почему ты не хочешь дать жить другим? Отдай деньги!» Он не отдавал. Она съездила в Нальск и заказала там черный мраморный памятник. Доставили его на Мызу быстро. Ивонна велела сгрузить его перед домом, поближе к окнам. Сама передвинула мужнину кровать и, подсунув ему под голову несколько подушек, сказала: «Смотри... Видишь, это ты. Ты уже там, в могиле. Ты уже высказал свое желание быть там, об этом известно всем в доме. Я постаралась, чтобы об этом знал весь мир. Ты умрешь без покаяния и без причастия. Если же ты отдашь золото, я оставлю тебя в покое».

Старик ухмыльнулся в ответ и протянул руку к грифельной доске. «Врешь, сука», – написал он и швырнул доску на пол. Он на что-то надеялся, этот старик. Но он был обречен. Жена изолировала его от людей, шнур от звонка в его комнате протянула к себе в спальню. Пищу ему подавали только при ней. И врач навещал больного только при ней.

Ивонна стала приглядываться к врачу. Василий Выходцев был молод. У него были жена и семимесячный сын Евгений. Врач Выходцев мнил себя аристократом духа, хотя особыми талантами не отличался. А в доме у него пахло пеленками и эфиром. Дома громко кричал младенец. В другом доме жила красивая женщина. Он отметил это сразу. Потом он начал замечать, что женщине приятно находиться в его обществе. И он затягивал визиты, пока однажды... В общем-то все это произошло довольно банально. Правда, тут был случай особый – эти двое стали не только любовниками, но и сообщниками.

Правда, о том, что сыр-бор в доме на Мызе горел из-за денег, Василий Выходцев узнал лишь в сорок первом году, когда получил письмо от Ивонны. Она впервые сообщала бывшему любовнику о золоте, спрятанном в рузаевской усадьбе. Она поняла, где тайник, лишь много лет спустя, после бегства из Нылки, совершенно случайно. Копалась в захваченных из усадьбы бумагах мужа и вдруг обратила внимание на план дома. Он и раньше попадался ей на глаза, но раньше ей было не до плана... Шел тогда семнадцатый год. После февраля зашумела даже тихая Нылка. В окрестностях поселка стали пошаливать бандиты. Ивонне было страшно >в доме, покинутом всеми. Надо было срочно убираться, но тащить с собой неподвижного мужа она не желала. И тогда она решилась. Она выполнила свою угрозу. Она отравила старика, но сделала это руками своего любовника. Она поднесла больному микстуру, которую приготовил ни о чем не подозревавший врач, а потом, когда тело старика дернулось и замерло, она, округлив свои красивые глаза, прошептала: «Боже, Базиль, что же вы наделали?! Вы же размешали не тот порошок!» Она звала его на французский манер – Базилем. И Базиль обмер...

И выправил свидетельство о смерти, происшедшей в силу естественных причин. Мадам Ивонна была особой предусмотрительной...

Похоронив старика, Ивонна махнула в Нальск, оттуда, не задерживаясь, перебралась в более отдаленные края и надолго исчезла из поля зрения доктора. Сам он остался в Нылке. Дом на Мызе пустовал недолго. Сначала в нем пьянствовали местные бандиты, потом их оттуда выкурили, потом...

Потом стала складываться легенда о черном памятнике, о звонке с того света и о неутешной молодой вдове, которая не выдержала напряженного общения с загробным миром. Внес свою лепту в сочинение этого сюжета и врач Выходцев. Он понимал, что Ивонна обманула его. Но что он мог сделать? Комплекс вины мучил его, он стал испытывать по ночам приступы удушья. Спасался опием и сильными снотворными. А у неутешной вдовы рос сын Валентин – его, Выходцева, сын.

Через двадцать лет Ивонна снова появилась в Нальске. Мысль о том, что где-то близко, только протяни руку, закопано золото, мысль эта мешала ей жить. И вот, перебирая бумаги, оставшиеся после мужа, она задержала взгляд на плане дома. Нет, там не было никаких крестиков и иных подобных пометок... Просто, рассматривая план, она вдруг отчетливо поняла, где именно купец мог спрятать саквояж, спрятать быстро и надежно, так надежно, что если бы даже дом на Мызе сгорел или обрушился, все равно сокровище осталось бы в целости. И самое главное – извлечь его можно было настолько просто, что Ивонна, вероятно, застонала, поняв это. Не надо было даже входить в дом – подход к тайнику был снаружи. Нужно было только подкопаться на три четверти метра под фундамент, и в стене открывалась неглубокая ниша. Три таких ниши были обозначены на плане. Зачем они были сделаны, Ивонну не интересовало. Мало ли бывает архитектурных причуд. И сомнения ее не мучили. Она была уверена, что клад там, в одной из этих ниш, где же еще ему быть? Ведь она в свое время тщательно обшарила весь дом от чердака до подвалов, она даже балки выстукала. Она нашла бы тайник. Она отлично помнила, что саквояж исчез из спальни супруга в ночь их приезда на Мызу, а в эту ночь старик никуда не отлучался надолго. Ей показалось даже, что она точно знает, какую именно нишу использовал купец для тайника. В том месте у стены дома стояла скамья. Она и скрыла следы подкопа. Полчаса нужно было купцу, чтобы закопать клад. А извлечь его можно было и за пятнадцать минут.

Приехав в Нальск, Ивонна произвела глубокую разведку. Доктор Выходцев процветал. Жена у него умерла, сын учился в Нальске, овладевал основами науки о финансах. Сам же «аристократ духа» работал в Нылке в больнице и слыл толковым врачом. О нем писали иногда в местной газете. Давнее преступление было забыто, о нем напоминал лишь невроз, от которого доктор по-прежнему спасался опием и снотворными. Модное нынче словечко «аллергия» тогда еще не было в ходу. Да и не аллергия душила доктора Выходцева по ночам. Ему снилась Ивонна...

И вдруг она возникла наяву.

В ту пору ей уже исполнилось сорок, ему было около пятидесяти. Она встретила его на набережной в Нальске. Доктор Выходцев возвращался в гостиницу с какого-то совещания. Ивонна подстерегла его на пути. «Зачем?» – спросил он. «Я хочу показать тебе твоего сына, Базиль», – сказала она. Он промолчал. «Я хочу, чтобы Женечка и Валя познакомились, они же братья«, – сказала она. «Зачем?» – спросил он. «У меня есть возможность устроить их жизнь», – сказала она. «Нам не о чем говорить, Ивонна, – сказал он. – Будет лучше, если мы сейчас расстанемся и обо всем забудем». «Ты все-таки подумай, – сказала она. – Есть вещи, о которых забывать нельзя».

Это была прямая угроза.

Ночью ему привиделся труп старика.

Для того, чтобы заставить доктора Выходцева поработать на себя, Ивонна избрала тактику шантажа. Ни он сам, ни тем более его сын Ивонну не интересовали. Ей нужны были подходы к детдому. О том, чтобы проникнуть на территорию бывшей усадьбы днем, не могло быть и речи. А ночью там торчал сторож. Кроме того, дом на Мызе был уже не «одиноким домом». Он был окружен «собратьями» поменьше. Она не знала, как подступиться к тайнику.