- А што, товарищ, по газетам за границей слыхать?
Ловкач, думаю, - тему свернуть хочет.
- Што-ж, - отвечаю, - идет борьба рабочих и крестьян с капитализмом.
И сразу с места в карьер:
- А как у вас банды вывелись, али нет?
Он точно свинцом налился, под задницей аж сиденье хрустнуло.
- Ба... а... нды...-ого, го. Пяток годков на 1 мая бабахнуло, так здесь не то што человека, муху не обидели.
Он с обиженным видом хлестнул лошадь.
Ну и мужик, думаю, конспиратор лучше и не надо... не иначе как замешан сам в банду. И кому тут верить: Игнатову ли письму или этому человеку. Конечно, поверю скорее Игнату. Ну, едем мы дальше. Он начинает спрашивать про новые законы: о налоге, о кредитных товариществах, а я, по правде сказать, в них (совестно признаться), ни гу-гу. Футболом больше занимался, чем газетой. Ну-с, он свое, а я свое.
- А как, грю, у вас комсомольцы работают?
Ну, думаю, сейчас начнет сыпать проклятия.
А он: - комсомольцы-то... што ж хорошие они у нас парни... сам увидишь.
Я как услыхал, аж в сердцах выплюнул: ну, тут-то, думаю, врешь ты, голубчик, как сивый мерин.
- А вы сами комсомольцем будете? Сразу на вы это ко мне-то он, и в бороду улыбается.
Ну, что тут ему сказать. Вот ведь белуга навязалась:
- Да, грю, я член Российского Коммунистического Союза Молодежи.
Показалось мне, что он крякнул. Дернул вожжами и прямо в лес. Дорога-то как раз в лес нырнула.
Однако, проехали опять же без всяких приключениев и лес, выехали в поле, а в небе, глядь, зорька играет и видно, как в низинах туман клубится. Ну, и в конце-концов распрощался я со своим таинственным подводчиком. Пожал его лапу, поблагодарил его, он еще мне дорогу растолковал. Подошел я в самый разгар дня к этому самому Топыгину. Большое село. Ну, первым делом напали на меня топыгинские собаки. Едва отбоярился. Вот, думаю, проклятая местность: болячка на союзном теле, собаки и те живут бандитскими наклонностями. Потом встретил нарядных баб, в церьковь видно сыплют. Дурман, видно, не успели выутюжить из своих дурных голов. А когда зашел внутрь села, то уж больно меня удивило спокойствие кур, телят и мальчишек. Как будто и в самом деле никаких банд нет. А когда подошел к избе-читальне, то застал огромнейшую толпу крестьян бородатых и безбородых, а середь них, кто бы вы думали, был сам стервяга Игнашка. Стоит и ораторствует. Верно, бороться, думаю, с бандой призывает крестьян. Подошел ближе, ан, нет, совсем другая речь. Как сейчас помню, говорил он такое: «Товарищи крестьяне, вот вам пример: голландская корова в год дает 500 ведер молока, а наша иной раз и 50 не дает. А почему, мол, трава плохая наша, али воздух другой. Нет, не в этом дело, а в том, што системы ухода у нас нет за скотиной... и дальше он стал доказывать, что прошедшей зимой в Топыгине 35% всех коров были простужены и молока дали меньше, чем в позапрошлом году, когда зима была не такая ядовитая. А почему позастудились коровы, потому что хлева топыгинские ни к черту не стоят - дыра на дыре. А ведь, мол, это разорение. Теплый хлев на каждую корову сберегает здоровье коровы, увеличивает удой и сберегает крестьянину добрый воз сена и вообще все такое. Ну, крестьяне стоят, слушают. Одни серьезно, другие посмеиваются в бороду. Последние не иначе как сочувствуют банде, может быть даже кулаки.
Словом, вижу Игнашка агропропагандой занимается, а про бандитов ни гу-гу. Кончил он, пошли вопросы разные, я уже не слушал. Терпенье лопалось. И, наконец, влетел в гущу, и Игната за руку. Тот сначала ахнул (верно, подумал, что бандиты), а потом давай меня тискать в объятиях. Пошли к нему, когда кончилась беседа с крестьянами. По дороге я ему ставлю вопросы на станок:
- Слушай, Игнат, говори прямо, справились вы с бандой уже или нет?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.