– Да они и не будут продавать. Оставят себе и будут любоваться картинками.
Даже Азалия Васильевна рассмеялась.
– Коля! Что ты говоришь – воры оставят книги себе! Пополнят свою библиотеку! Где ты видел таких воров?
– Мама, я, слава богу, еще ни разу не видел ни одного настоящего вора. Ходить в суды у меня нет времени, но я же не в безвоздушном пространстве живу?! Читаю, слышу, что говорят! Вся беда в том, что воров развелось слишком много...
– Да уж, – кивнул Осокин, – что ни день – кого-нибудь обворовали. А милиция...
– Прости, Боря, – перебил его Рогов. – Я не закончил мысль. Так вот, воров слишком много, и воруют теперь не только для того, чтобы потом продать украденное скупщику и неделю жировать в малине. Воруют – и пользуются ворованным сами...
Они еще поговорили на эту острую тему, а потом уединились на кухне за шахматами.
Когда Борис Дмитриевич взглянул на часы, было уже два. Рогов осторожно, чтобы не разбудить давно уснувшее семейство, проводил Осокина до дверей и подождал, пока тот спустится по темной лестнице вниз. Разговор о ворах придал мыслям определенное направление.
– Коля, привет! – негромко крикнул Осокин, благополучно миновавший три темных этажа.
Рогов закрыл на все запоры дверь и пошел в спальню к своей Азалии. А Борис Дмитриевич сел в машину, минуты две прогревал мотор и поехал к Приморскому шоссе.
Осокин любил ездить по ночному городу. Прямые, свободные улицы, спокойное, без дергания движение. Без заторов, без нервотрепки. Из-за чуть приспущенного бокового стекла в лицо задувает свежий ветерок. Лишь изредка на проезжей части возникает одинокая фигура с протянутой рукой или даже загулявшая парочка, сильнее всего в этот момент мечтающая о домашнем уюте, а потому готовая заплатить любые деньги, только бы их доставили по назначению. Борис Дмитриевич редко останавливался. Подрабатывать таким путем он считал неприличным да, по правде говоря, и побаивался.
Во время ночных поездок его никогда не покидало чувство уюта, чувство удовлетворенности, что ли. Если холодно – можно пустить в салон чуть-чуть теплого воздуха. Ровно шумит мотор, зеленым спокойным светом освещена приборная панель, а запоздалые неприкаянные пешеходы только придают твоему комфорту определенную остроту...
Борис Дмитриевич выехал на Кировский. Впереди сомкнутым строем медленно шли поливалки, пришлось сбросить скорость. За Ушаковским мостом поливалки поехали прямо, а Осокин, дождавшись, когда загорится зеленая стрелка светофора, свернул налево, на Приморское шоссе. Из-за поливалок машин на шоссе поднакопилось, и к Лахте неслась уже целая колонна. Какой-то лихач на светлой «Волге», вырвавшись на левую сторону, обогнал колонну, но -когда Осокин проезжал пост ГАИ при въезде в Лахту, с этим лихачом уже беседовал инспектор. «Ну что, братец, съел? – усмехнулся Борис Дмитриевич. – Не считай себя самым умным!»
За Солнечным он ехал один. Неожиданно хлынул дождь. Остро запахло хвоей, свежестью, начинающими вянуть травами. Мысли у Бориса Дмитриевича разбегались – он с удовольствием думал о том, что день у него свободный, есть время пойти за грибами. Потом ему вспомнилась украденная коллекция Завьялова, и он покачал головой. От Завьялова почему-то проложился в сознании мостик к одной симпатичной девушке, с которой он познакомился недавно на выставке. Звали девушку Тамарой, они уже дважды встречались, даже ужинали как-то в ресторане «Горка», и Борис Дмитриевич подумал о том, что пора ускорить события. Судя по всему, Тамара отнеслась бы к этому благосклонно. «Вот была бы сейчас со мной Тома...» – мечтательно подумал Осокин, и в это время из кустов на шоссе, в двух метрах от радиатора, выскочил человек. Глухой удар бампера о живое тело раздался раньше, чем нога надавила на тормоз. Осокин почувствовал, что машину заносит на мокром асфальте, и инстинктивно стал отпускать тормоз, чтобы не перевернуться.
Продолжение следует.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Об этом говорилось на пленуме ЦК КПСС