Силуэты
Есть в поэзии школы, которые образуют и оставляют после себя крупные, как правило, поэты на одно-два поколения. Мы знаем школы: некрасовскую и ахматовскую, знаем школу Пастернака. Это течения лирической, нескончаемой реальности. С каждым новым временем «школы» обновляются.
Но подлинно великие поэты образуют душу народа, дают ему направление. Так было у Пушкина. Так было и есть у Маяковского.
У костра греются. Возле пожара греться нельзя: либо сгоришь, либо ослепнешь. Бушующий огонь магмы – огонь Маяковского. Тот самый, подземный, о котором герой одной народной легенды сказал: «Страшен огонь на земле, но его можно остановить, но бессмертен тот, что под землей, – им дышит земля».
Вот этим исконным, ископаемым огнем была обожжена вся корневая система стиха Маяковского. У него – не жар, не пламя, а плавка. Все крупно, но не чрезмерно:
Бросьте города, глупые люди!
Идите голые лить на солнцепеке
Пьяные вина в меха-груди,
Дождь-поцелуи в угли-щеки.
Просто во всем, даже в начальном Маяковском, иная, гулливерова мера.
Новое время, которое рождалось прежде всего в таких поэтах, как Маяковский, уже в своем детстве, в первых стихах, чувствовало себя по-великаньи. Пламя будущего уже обжигало сердце. Землетрясения раньше всего чувствуют птицы и поэты. Будущее уже сильно и громко отдавалось в сердце поэта. У человека, который слышит грядущее, нет прошлого. Маяковский как поэт родился без прошлого. Даже свое, личное, нажитое он не отправлял в память, а бросал навстречу новому.
Так родился в русской поэзии поэт, у которого не было ни пяди прошлого. Все ресурсы личности и души были обращены вперед вместо вчера, немного – сегодня. И все остальное – громадная территория «я» обращена в прорыв, в завтра, которое не как прошлое – никогда не кончается и уже поэтому бессмертно. И, значит, учиться у Маяковского – учиться не столько стиху (он неповторим), а этому чувству предбудущего и будущего.
Какой-то мудрец говорил, что у человека смерть находится всего на шаг впереди сердца. В этот шаг, значит, умещается вся жизнь. Но если шагнуть на два шага вперед сердца? Тогда – нечто другое, иная реальность, иной мир – оттуда приходили стихи к Маяковскому. В этом и есть чудо его поэзии. Подумать только, какие еще небывшие столетия дозвучились до него, укрупнились в нем, принесли в его сердце изобилие, переизбыток чувств:
Пройду,
любовищу мою волоча.
В какой ночи,
бредовой,
недужной,
какими Голиафами я зачат –
такой большой
и такой ненужный?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.