- Танька! - взмолился он. - Давай о чем - нибудь другом...
Репродуктор на вышке звучно откашлялся и объявил металлическим контральто о посадке на Иркутск.
- Это мне, - вздохнула она.
«Скоро все кончится, - подумал он. - Еще несколько минут - и все кончится».
- Вот, Алеша. Вот я и улетаю...
- Что же мне пожелать тебе?
Те трое тоже вышли из вокзала, со сдвинутыми на затылок ушанками. Они были оживлены и бросали окурки в снег, присыпанный песком и шлаком.
- Танечка, поспешим! - крикнул Борис. Он встретился глазами с Алешей и приложил два пальца к меху ушанки. - Надеюсь, вы не надолго ее задержите?
- Да нет, - ответил Алеша. - Надолго у меня не выйдет.
- Будьте здоровы! - сказал Борис.
- И вы тоже.
Алеша смотрел, не отрываясь, ему в затылок, аккуратно укутанный шарфом. Но это был один из тех затылков, которые не чувствуют взгляда.
- Что же ты пожелаешь мне? - спросила она. - Впрочем, это я должна тебе пожелать. Ведь это я оставляю тебя - таким, какой ты есть.
Алеша понимал, что дна уже была там, с ними, у трапа, только ее теплая рука случайно задержалась в его ладони. Тогда, вдруг осознав, что еще минута - и он навсегда потеряет ее, думая только об этом, он притянул ее к себе и зарылся обветренным, одеревеневшим лицом в ее волосы. Он услышал знакомый запах этих волос, и на короткий миг ему представлюсь, что они вместе, вдвоем, могли бы сейчас вернуться к нему, в Шереметьевскую. Но тут же он понял, что этого никогда не будет, об этом нечего даже мечтать, и сжал ее сильнее в объятиях. За спиной у него с грохотом упали лыжи. Она отпрянула, но он держал крепко и поцеловал в губы.
- Алешка! - закричала она шепотом. - Ты подумал обо мне?
- Я только о тебе и думаю. Я просто хотел ему показать, что и ты достойна большего.
- Но какое тебе дело до меня... до нас с ним!
- Не кричи, - попросил он тихо. - Есть лучший выход. Очень старый и вечно юный. Дать пощечину. Но только это нужно делать сразу.
Она уперлась руками в его грудь, но он уже отпустил ее. Она быстро поправила сбившиеся волосы, глубоко вздохнув и кривя губы, как от боли.
Он хотел увидеть ее некрасивой, неловкой, во не получилось. Он слишком привык считать ее самой лучшей. Она и теперь была самой лучшей: все это время она ни разу не посмотрела в сторону самолета.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Об одном рискованном эксперименте и двух плохих отметках