Дорогие вы мои, одержимые!

- Точно... А то вчера никак не клеилось...

Так говорили между собой один из «корифеев» шахтерской самодеятельности, проходчик Евгений Машкинцев, и самый молодой член актерской семьи машинист электровоза Слава Романенко.

И они отправились репетировать, урвав время у собственного сна. Разве тебе не понятны их чувства, Андрей? Разве ты никогда не отказывался от сна потому, что где - то внутри пело счастье? Разве тебе не знакомо то состояние, когда можно пожертвовать всем ради того, чтобы частицу своего счастья передать людям?

Ты говоришь: «Это в ущерб главному - в ущерб работе». Но Евгений Машкинцев - член бригады коммунистического труда. Почти все артисты - рационализаторы. С твоей точки зрения это парадокс. На самом деле это закономерно. Закономерно потому, что театр воспитывает в людях жажду к постоянному творческому поиску. Закономерно потому, что театр не терпит лености мысли.

Я приведу тебе очень простой пример.

На одной из репетиций - готовили «Любовь Яровую» - произошел такой случай. У Славы Романенко сцена явно не получалась. Его герой должен был принести радостную и волнующую весть: «Наши тюрьму взяли!» Но не было у Славы ни радостного порыва, ни смертельной усталости. Дыхание у него было спокойным, а голос звучал ровно. Репетировали раз. Другой. Третий. Время шло, а дело не двигалось. Режиссер был недоволен. Недоволен был и сам Слава. Ведь это так обидно, когда не можешь сделать то, что необходимо! Прошло несколько минут, и вдруг в комнату ворвался Слава. Это был тот самый моряк, которого здесь так ждали. Радостное волнение было написано на его лице. Отчаянная усталость чувствовалась во всей его фигуре: в том, как прислонился к косяку двери, в капельках пота, которые выступили на лбу. Еле переводя дыхание, он произнес заветную фразу: «Наши тюрьму взяли!»

- Молодец! - почти закричал режиссер. - Ты нашел состояние своего героя.

Слава нашел это состояние не по законам сценического мастерства. Мастерства и опыта у него еще мет: в коллективе он год с небольшим. Но, привыкнув задавать работу мысли, он придумал: побегу с первого этажа на третий. Он пробежал раз, потом другой. Еще и еще. Он поднимался бегом по лестнице и вновь спускался до тех пор, пока не выбился из сил. И только тогда он решился войти в репетиционный зал.

Вот, Андрей, простой пример. Пример того, как человек в театре приучается к постоянному творческому поиску. Этот творческий поиск уже является для него потребностью. Человек становится искателем нового, более совершенного, прекрасного. Этим он живет. И дома, и в театре, и на работе.

Ты говорил о коммунизме. Но разве человек будущего сможет замкнуться в рамки только одной профессии? Конечно, нет. Круг его интересов будет куда шире, чем сейчас. Его духовные потребности будут определяться увлечением, и профессией, и наукой, и спортом, и обязательно искусством.

Должен сказать тебе, что, упрекая самодеятельность в любительщине, ты вновь оказываешься неправым. Ведь любительщина - родная сестра дилетантства. А артисты народных театров отнюдь не дилетанты в искусстве. Каждый из них изучает и теорию актерского мастерства, и технику речи, и историю театра, и пластику. Ты человек техники. Ты отлично понимаешь, что дилетант не может сконструировать новый станок, ему не создать новой схемы цветного телевизора. Так как же можно называть дилетантами людей, играющих трагедии Шекспира? Как может ужиться понятие «любительщина» с постановкой пьесы «Человек с ружьем», над которой сейчас работают в Шахтах!

Нет, о любительщине здесь не может быть и речи. А вот назвать народный театр любительским вполне правомерно. Ведь «любитель» происходит от самого замечательного слова на земле - от слова «любовь». Я пишу сейчас об этом потому, что понятие «любительский театр» наиболее полно определяет сущность коллектива, с которым мне суждено было встретиться в Сальске.

Много общего у Сельского народного театра с театром шахтерским. Но много у них и разного. Как настоящие творческие коллективы, они несут в своем искусстве печать ярко выраженной индивидуальности. Театр в Шахтах тяготеет к спектаклям большого масштаба. Сельчанам больше по душе камерный репертуар. И это понятно. В театральном коллективе Шахт почти сто артистов, а в Сальска - всего двадцать пять.

Недавно я послал им письмо. Рассказал, что есть в Москве Государственная театральная библиотека, которая с удовольствием будет высылать им новые пьесы, а то мучаются народные театры из - за того, что не знают, где разыскать репертуар. Это письмо я качал словами: «Дорогие вы мои, одержимые...»

Андрей, они и впрямь одержимы любовью к искусству.

Я был в Сальске в самый разгар полевых работ. Артисты чувствовали себя мобилизованными. Каждый вечер они играли перед колхозниками. Играли на наспех построенных около ферм подмостках. Играли на полевых станах. Порой приходилось проделывать в трясущемся на сельских дорогах кузове грузовика полтораста километров за день. Но ты бы посмотрел, с каким чувством уезжали артисты на спектакль! Они знали, что их ждут, что они принесут радость. И еще: они знали, что несут в село культуру.

В знаменитом колхозе, которым руководит депутат Верховного Совета СССР А. Чеховской, сельчане играли пьесу А. Софронова «Стряпуха». Хорошие, добрые люди говорили с колхозниками со сцены. И каждый, кто сидел в переполненном зале, глубоко задумывался о духовной красоте человеке.

Наступил антракт. И кругом такие разговоры: «А бригадир - то в пьесе, знаешь его? Зинченко Николай, шофер, что нам тес привозил». Или: «Дед - то, дед какой! Колька Евтушенко! Оказывается, артист. Молодой совсем, а как старика играет!» Когда спектакль кончился, у входа на сцену зашел разговор колхозников и артистов о судьбах героев, о достоверности драматургических положений, об авторском домысле. У кого - то возник весь - ме практический вопрос: «Почему вы говорите комбайнер, а не комбайнёр. У нас всегда - комбайнёр». И завязалась оживленная беседе о правильном произношении слов вообще.

Нужны ли комментарии к этому? Надеюсь, Андрей, тебе и так все стало ясно.

Пишу я тебе и думаю: прочтут ли мое письмо в Сальске? Очень этого хочется. Хочется поддержать моих дорогих одержимых. И знаешь почему? Да потому, что нашлись в городе хозяйственники, думающие точь - в - точь, как ты.