У бобыля только передвигалось удивление с одной веки на другую, но в сознание ничего не превращалось. Вместо ума он жил чувством доверчивого уважения.

За лето Захар Павлович переделал из дерева все изделия, какие знал. Землянка и ее усадебное место были уставлены предметами технического искусства Захара Павловича: полный комплект сельскохозяйственного инвентаря, машин, инструментов, предприятий и житейских приспособлений - все целиком из дерева. Странно, что ни одной вещи, повторявшей природу, не было: например, лошади, вола или еще чего.

В августе бобыль пошел в тень, лег животом вниз и сказал:

- Захар Павлович, я помираю, я вчера ящерицу съел... Тебе два грибка принес, а себе ящерицу сжарил. Помахай мне лопухом по верхам - я ветер люблю.

Захар Павлович помахал лопухов принес воды и попоил умирающего Бобыль обрадовался сочувствию к вечеру умер без испуга. Захар Павлович ходил купаться в ручей и застал бобыля уже мертвым.

Ночью Захар Павлович проснулся и слушал дождь: второй дождь с апреля месяца. «Вот бы бобыль удивился», - подумал Захар Павлович. Но бобыль мок один в темноте ровно льющихся с неба потоков и тихо опухал.

Сквозь сонный безветренный дождь что-то глухо и грустно запело, - так далеко, что там, где пело наверно, не было дождя и был день Захар Павлович сразу забыл бобыля и дождь, и голод и встал. Это гудела далекая машина, живой, работающий паровоз. Захар Павлович вышел наружу и постоял во влаге теплого дождя, напевающего про мирную жизнь про обширность долгой земли. Темные деревья дремали, раскорячившись, объятые лаской спокойного дождя; им было так хорошо, что они изнемогали и пошевеливали ветками без всякого ветра.

Захар Павлович не обратил внимания на отраду природы, его разволновал неизвестный смолкший паровоз. Утром он положил в мешок свои деревянные изделия - сколько их в нем уместилось - и пошел вдаль по грибной бабьей тропинке.

Минуя село, Захар Павлович увидел лапоть; лапоть тоже нашел свою судьбу: он дал из себя отросток шелюги, а остальным телом гнил в прах и хранил тень над корешком будущего куста. Под лаптем была, наверное, почва посырее, потому что сквозь него тщились пролезть множество бледных травинок. Из всех деревенских вещей Захар Павлович особенно любил лапоть и подкову, а из устройств - колодцы. На трубе последней хаты сидела ласточка, которая от вида Захара Павловича влезла внутрь трубы и там, во тьме дымохода, обняла крыльями своих потомков.

Вправо осталась церковь, а за ней - чистое поле, ровное, словно улегшийся ветер. Малый колокол - подголосок - начал звонить и отбил полдень: двенадцать раз. Повитель опутала храм и норовила добраться до креста. Могилы священников у стен церкви занесло бурьяном, и низкие кресты погибли в его чащах. Сторож, отделавшись, еще стоял у паперти, наблюдая ход лета.

- Живой еще, дедушка? - сказал ему Захар Павлович. - Для кого ты сутки считаешь?

Сторож хотел не отвечать: за семьдесят лет жизни он убедился, что половину дел исполнил зря и три четверти всех слов сказал напрасно: от его забот не выжили ни дети, ни жена, а слова забылись, как посторонний шум.

- Зря работаешь! - упрекнул Захар Павлович.

Сторож на эту глупость ответил:

- Как так зря? На моей памяти наша деревня десять раз выходила, а потом обратно селилась. И теперь возвернется: долго без человека нельзя.

- А звон твой для чего? Сторож знал Захара Павловича как человека, который давал волю своим рукам для всякой работы, но не знающего цену времени.

- Вон тебе - звон для чего! Колоколом я время сокращаю и песни пою...

- Ну пой, - сказал Захар Павлович и вышел вон из села.

Появился Захар Павлович на опушке города, снял себе чулан у многодетного вдовца столяра, вышел наружу и задумался: чем бы ему заняться?

Пришел с работы столяр, хозяин, и сел рядом с Захаром Павловичем.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.