Повесть
Назавтра выдался в Париже один из тех весенних дней, которых бывает лишь три-четыре за время очень уж удачливой весны, – день, когда хочется наслаждаться им в безделиц, смакуя его, словно шербет, и вспоминая счастливые мгновения детства. Все вокруг кажется необыкновенно прекрасным, легким, пьянящим: голубизна неба с редкими, почти прозрачными облаками, легкий ветерок, вдруг обволакивающий вас на перекрестке улиц и своим дуновением заставляющий трепетать листья каштанов, как бы приглашая поднять голову и полюбоваться кистями сладко пахнущих цветов. Кошка на подоконнике, собака на тротуаре, сапожник в кожаном фартуке на пороге своей мастерской, самый обыкновенный желто-зеленый автобус – все в такой день кажется драгоценным, наполняет душу весельем; вот почему, наверное, Мегрэ на всю жизнь сохранил чудесное воспоминание о перекрестке бульвара Сен-Жермен и улицы Сен-Пер, вот почему позднее он нередко останавливался здесь, заходил в то самое кафе, чтобы в холодочке выпить кружку пива, которое, к сожалению, уже не имело того вкуса...
А вот само дело, против всех ожиданий, стало знаменитым не столько из-за необъяснимого упрямства клиента в «Министерском кафе» и не из-за полуночного выстрела, а в силу самого мотива преступления.
В восемь утра комиссар уже сидел у себя в кабинете с распахнутыми окнами, за которыми расстилалась золотисто-голубая панорама Сены; покуривая трубку, как гурман, маленькими затяжками, он знакомился с донесениями. Так он впервые узнал о клиенте кафе и об убитом на улице Сен-Пер.
В течение прошедшей ночи квартальный комиссар проделал большую работу. Патологоанатом, доктор Поль, еще в шесть утра произвел вскрытие. Пулю, которую нашли на тротуаре – гильзу обнаружили близ угла бульвара Сен-Жермен, – передали эксперту Гастин-Ренету.
На столе у Мегрэ лежали одежда убитого, содержимое карманов и пачка фотографий, сделанных на месте преступления.
– Не зайдете ли ко мне, Жанвье? Судя по донесению, вы уже немного связаны с этим делом.
Вот так и случилось, в который уже раз, что Мегрэ и Жанвье стали неразлучными в этот день.
Вначале был проведен осмотр вещей убитого. Они были хорошего качества, не столь поношенными, как казалось на первый взгляд, но в удивительно неряшливом состоянии. Одежда одинокого мужчины, надевающего каждый день один и тот же костюм. Щетка никогда его не касалась. Напрашивался вывод, что убитому нередко случалось спать одетым. Совершенно новую, еще не стиранную рубашку он носил явно больше недели, и носки были не в лучшем состоянии.
В карманах ни удостоверения, ни письма, ни другого документа для установления личности, но зато самые разнородные предметы: перочинный нож с множеством лезвий, пробочник, грязный носовой платок, пуговица, оторвавшаяся от пиджака; ключ, сильно прокуренная трубка и кисет; бумажник с двумя тысячами тремястами пятьюдесятью франками и фотография, запечатлевшая африканскую хижину и нескольких полуголых негритянок, напряженно смотрящих в объектив; обрывки шпагата, железнодорожный билет третьего класса из Жювизи до Парижа с вчерашней датой.
И, наконец, маленькая печатка наподобие тех, что собираются детьми из каучуковых букв. Из таких букв была составлена фраза: «Я спущу с тебя шкуру».
В докладе медицинского эксперта содержались интересные подробности. Прежде всего о самом преступлении: стреляли в спину с расстояния максимум в три метра, и смерть наступила мгновенно.
На теле убитого, в частности на ногах, было множество шрамов, которые остаются, когда приходится ножом выковыривать из-под кожи личинки особых клещей, водящихся в Центральной Африке. Печень убитого была в ужасающем состоянии – типичная печень пьяницы, – и, наконец, было установлено, что человек, убитый на улице Сен-Пер, страдал болотной лихорадкой.
– Такие-то дела!.. – сказал Мегрэ, разыскивая свою шляпу. – Пошли, старина Жанвье!..
До угла бульвара Сен-Жермен они дошли пешком и через витрину увидели Жозефа за ежедневным « надраиванием ».
Но комиссар сперва зашел в кафе, расположенное напротив. Эти два кафе, которые находились друг против друга, каждое на своем углу, ничего общего не имели между собой. Насколько заведение Жозефа было старомодным и благообразным, настолько другое, под вывеской «У Леона», было вызывающе, вульгарно-современным.
За длиннейшей стойкой два официанта в рубашках без пиджаков едва успевали подавать кофе с молоком, бутылочки белого вина, а в более поздний час – красное вино и анисовые аперитивы. Пирамиды рогаликов, бутербродов, крутых яиц... В конце стойки – табачный киоск, где сменяли друг друга хозяин и хозяйка; в «зале» – колонны, облицованные красной с золотом мозаикой, занавеси из неописуемой материи несусветной расцветки, диванчики, обитые узорчатым бархатом кричаще красного цвета.
Окна этого кафе настежь раскрыты, народ толчется здесь с утра до ночи. Одни входят, другие выходят: каменщики в пыльных спецовках, разносчики, оставляющие свои трехколесные тележки с товарами у тротуара, служащие, машинистки – люди, томимые жаждой, или те, кому нужно позвонить по телефону.
– Напей!.. Две бутылочки... Три пива!.. Кассовый аппарат щелкает без умолку, лбы у официантов блестят от пота, и они иногда утираются той же тряпкой, которой вытирают стойку. Стаканы на мгновение опускаются в оцинкованный бак с мутной водой и тут же, не просушенные, снова идут в ход, заполненные то белым, то красным вином.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.