Белое пятно

Столь легкое начало опасного пути успокоило Юрку. Но уже на следующем перекате он понял, что успокаиваться рано. Понадеявшись на авось, он не рассчитал скорости и вылетел на валун, который перевалил благополучно, но плюхнулся в бурун, и под резиновой подушкой противно захлюпало. Как учил отец, снял Юрка шерстяные перчатки и начал, макая их в лужу под собой и отжимая за бортом, выбирать воду. Так он и проработал весь плес, так он и не заметил, как отец пристал к берегу на близкий собачий лай и сделал первый выстрел. Издали он показал сыну крупную серо-черную, отличного кряжа белку. И в душе у Юрки охотничья страсть выросла мгновенно до жадности, и отравила покой, и заставила забыть о красоте мест, и о воде, вновь и вновь попадавшей в лодку, и о набухшей, холодящей бедро штанине. Он зорко всматривался в замерзшие у воды кедрачи и ровные безжизненные склоны далеких горных вершин. Мысли его вертелись лишь вокруг одного – он должен увидеть зверя первым, раньше, чем увидит его отец. И было бы здорово именно сегодня добыть своего первого медведя, трофей, без которого таежник не таежник.

Глаз, еще плохо привыкший к поиску, пропускал важные мелочи, и в результате к обеду на лодке отца лежало шесть белок и глухарь, а на Юркиной лодке лишь два рябчика, которых он взял случайно, когда бросился с отцом на перехват лисьего хода.

Первые признаки медведя опять-таки обнаружил отец. Он, причалив к песчаной косе, поманил Юрку и ждал, глядя то вверх, то вниз по течению реки. Причалив, Юрка увидел на плотном песке отчетливые, как в книжке по охотничьему следопытству, отпечатки больших и малых лап.

— Медведица с медвежонком, – выдохнул он. Отец кивнул:

— И прошли не раньше чем утром...

Он присел и кедровой метелочкой потрогал песчинки, которые внутри следа еще плотно держались друг за друга, примятые весом зверя.

– Может, где-нибудь рядом? – переходя невольно на шепот, спросил Юрка. Отец пожал плечами.

– Вряд ли... Мишки к воде утром попить да порыбачить приходят. А сами, как рыба, тоже с места тронулись – с низовий в глухие горные расщелины подались. К спячке готовятся. Близкую зиму чуют...

Собаки убежали минут за пятнадцать до остановки, и, чтобы не терять времени на их ожидание, отец начал готовить обед, лихо выпотрошив Юркиных рябцов.

— А собак почему нет? – спросил Юрка, усаживаясь поудобнее у костра и подставив огню теплую мокрую штанину.

— Видно, медвежий след где-то выше в тайге перехватили. Придут. А коль нет, мы к ним пойдем.

Но собаки зверя не взяли – то ли след потеряли, то ли отец сам неточно определил, насколько след свежий. Ободрав белок, они отдали тушки собакам, и те, насытившись, легли рядом с костром, уставив морды на огонь. Отец проверил свою и Юркину лодки и, оставшись доволен осмотром, прилег на брусничник. Юрка, лежа на животе, гребенкой запускал пальцы под крупные гроздья брусники, уже почерневшей от перезрелости, и, настригая полную горсть, кидал в рот сладкие, таявшие ягоды.

Он был счастлив. И тем простором, который открывался перед ним. И тем воздухом, таким же прозрачным, как вода – словно не надо было им дышать, а он сам втекал и вытекал из легких. И тем, что так быстро освоился с главной трудностью – спуском на резиновой одиночке. И той первой, правда, не ой какой, добычей... Нет, пожалуй, мысль о скромных трофеях первого дня скорее портила ему настроение и горячила.

— После обеда пойдем врозь, – сказал отец. – Сплавляться будем дотемна. Зверь к воде в сумерках выходит... Вечер вроде подходящий... – Он покосился на сизую тучу, крылом отрезавшую вершину справа, но очевидно, прикинул, что перемены пока такой ласковой, не для этих широт погоды она не принесет.

— Пойдешь первым. Будь осторожен. В лодке не крутись особенно – зверь движение издалека видит. Я через полчаса за тобой следом поплыву. Место ночевки тебе выбирать, – сказал отец.

И Юрка был горд таким доверием.

Кликнув Соболя и оставив отцу Ладу, он слеплю столкнул лодку в воду и теперь уже в одиночестве покатил по течению.

Странно, вроде ничего не изменилось, но, оставшись один, без отца, и почувствовав самостоятельность, к которой он так стремился, Юрка, к своему удивлению,- ощутил какое-то волнующее беспокойство. Ему не раз доводилось целыми днями одному бродить по тайге, но нестись вот так, сидя в лодке, когда за каждым поворотом мог повстречаться зверь, еще не приходилось.

Он проплыл уже с час, успев за это время напрочь забыть о трудностях сплава и постепенно привыкая выполнять все необходимое скорее автоматически, чем осознанно, как и подобает настоящему таежнику.

Смеркаться начало так быстро, как это бывает в горах. Солнце еще только минуту назад в кровавый цвет красило склоны, поросшие желтой лиственницей, и вот уже горы посинели. Синева начала медленно, но неумолимо скатываться вниз и скапливаться над водой ив ущельях. А вершины, словно освобожденные от этой синевы, наоборот, становились все светлее и светлее. Но свет был неверный, почти призрачный и сразу же мерк. Юрка уже не различал на верхних полянах отдельных пней, которые внимательно разглядывал полчаса назад, принимая за притихшего, затаившегося зверя...