Разведрота гвардии лейтенанта Владимира Никифорова десантировалась на узкое горное плато, высота которого над уровнем моря была чуть меньше двух тысяч метров. Еще ночью разведчикам удалось отыскать подходящую пещеру и сложить в нее парашюты. До утра так никто и не уснул. Сознание каждого было взбудоражено событиями последних часов: сигналом «тревоги», стремительным броском на аэродром, полетом на самолете, десантированием. Мы молча сидели на снегу и ждали утра.
Едва наступил рассвет, рота разбилась на четыре группы. Трем из них надо было выйти, каждой своим маршрутом, на высоты вдоль дороги и прикрывать действия основной группы, которую возглавил Никифоров. Пятнадцати его разведчикам предстояло лезть еще выше, чтобы поверху обойти располагавшиеся вдоль дороги засады и наблюдательные пункты «противника». Дорога упиралась в ущелье и связывала его с местом дислокации основных частей «противника». В любой момент он мог перебросить по ней живую силу и технику и запереть проход через ущелье. Чтобы помешать «противнику» сделать это, надо было взорвать мост над рекой, несущейся вдоль ущелья, вблизи горной дороги. Взорвав его, можно было отсечь войска «противника» от ущелья. Именно от этого зависел успех боя, который должен был начаться сразу после взрыва моста.
Пятнадцать разведчиков и двое сменовцев надели альпинистское снаряжение и ушли в горы. У нас была рация, сухой паек, два комплекта боеприпасов, взрывчатка. Единственное, чего нам недоставало, – это воды, снег жажду по-настоящему не утолял. Но это обнаружилось позднее, когда мы, уставшие, вымокшие, с одеревеневшими мускулами и пересохшим горлом, взобрались наконец на вершину хребта. Никифоров дал нам трехминутную передышку, и мы начали набивать рот снегом, но пить хотелось еще больше. Кто-то из ребят посоветовал нам, прежде чем есть снег, спрессовывать его в ледышку. Попробовали. Оказалось эффективнее, но ненамного.
Теперь о нашей группе. Никифоров говорил мне потом, что эти пятнадцать – его гвардия, большинство из них он знает еще с тех пор, когда командовал взводом, а его взвод был лучшим в роте. Хотя в принципе он мог взять с собой любых других солдат, и те, наверное, сделали бы все не хуже. Но эти пятнадцать, которых выбрал лейтенант, делали свое дело еще лучше, чем остальные.
Начну с Рафика Мусина, потому что потом на его долю выпало самое трудное. Рафик – романтик, бесконечно влюбленный в горы. У него 1-й разряд по скалолазанию, первые три свои вершины он «сделал» еще до армии в Ала-Тао, последнюю, седьмую, уже здесь, когда шел замыкающим и отвечал за безопасность всей группы.
Попав служить в ВДВ, Мусин сам попросился в разведроту, несмотря на различные предостережения.
Кого-кого, а Мусина и вообще всех, кто становится разведчиком добровольно, подобные вещи не смущают. Напротив, натура этих людей такова, что они сами выбирают для себя наиболее трудный путь, если в таком выборе есть необходимость: Тут, как говорится, третьего не дано: либо ты отдаешь всего себя учебе и становишься настоящим разведчиком, либо ты им не становишься и дослуживаешь где-то в других частях, где нагрузка поменьше. В разведроте отсев есть, но минимальный. Уж если кто-то попал туда, то он держится изо всех сил.
Прошлым летом рота была поднята по тревоге и приняла участие в розыске двух исчезнувших в горах девушек. Несколько дней подряд разведчики прочесывали склон за склоном. И там, где оказались бессильны отряды спасателей, вертолеты, милиция (девушек обнаружить не удавалось), выручили десантники. Когда ими был наконец найден след пропавших и надо было срочно сообщить об этом спасательной службе, Никифоров, не задумываясь, послал с запиской Мусина. И тот спустился кратчайшим путем – по почти вертикальному склону, хотя подобный спуск был под силу лишь бывалому альпинисту.
Вот в этом весь Рафик Мусин. Его всегдашняя готовность к любому риску, стремление быть в самом пекле, его высокое товарищество – качества, присущие почти всем разведчикам. Таковы они в главном, в том, что касается их работы. Это не мешает кому-то из них быть молчаливыми или не в меру говорливыми, простодушными, грустными или веселыми, романтичными или расчетливыми. Словом, разными. Как были разными их судьбы до армии, до строя, который ставит в одну шеренгу штукатура Петра Петея, студента факультета журналистики Ивана Куницына, электросварщика Рафика Мусина, модельщика Петра Перепелицу, краснодеревщика Анатолия Бондаренко...
Когда мы карабкались наверх, я пытался присматриваться к ребятам, но это не очень получалось, так как идти надо было строго в цепочке, чтобы не попасть на «живой» камень. И на протяжении двух часов я видел перед собой только спину идущего впереди секретаря ротной комсомольской организации Виктора Сорокина. Вернее, не спину, а зеленый футляр рации, которую он нес. Не знаю, по какому принципу распределялся груз между членами нашей группы, но тогда мне казалось, что тащить тяжести (в рации было 17 килограммов) надо по очереди. На привале я спросил Виктора, почему он не передаст рацию кому-нибудь еще, ведь он не радист.
– Зачем? Ведь я пока иду нормально. К тому же на рации у нас работают все.
Мы шли еще только два часа. Куда труднее было ему однажды на учениях, когда все уже были вымотаны до предела, а он встал первым и на вопрос командира: «Кто возьмет «руз?» – ответил: «Я». А потом взвалил на плечи двадцатипятикилограммовый ящик с приборами и шагал под безжалостным солнцем – километр за километром, до тех пор, пока перед глазами не поплыли черные круги. Он это сделал потому, что в тот момент чувствовал себя сильнее других и хотел сберечь силы товарищей. Это очень трудно – быть первым. И потому мы выбираем среди равных своим вожаком того, кто умеет быть первым.
– Кое-кто называет разведчиков-десантников армейской аристократией. В определенном смысле это так и есть. Во-первых, потому, что в разведподразделение может быть зачислен далеко не каждый. Тут действует двойная система отбора: сначала в воздушно-десантные войска – в них отбор сам по себе довольно строгий, и уж потом в разведчики. Во-вторых, служба эта исключительная по своей сложности, ибо именно разведчикам приходится начинать первыми почти каждую военную операцию. При каких бы обстоятельствах ни действовали разведчики, они обязаны выполнить поставленную перед ними задачу, идя во имя этого на любой риск, совершая подчас то, что может показаться выше человеческих сил. И потому разведчику недостаточно одной физической натренированности, он должен обладать такими качествами, как презрение к страху, воля к победе, мгновенная реакция, прекрасная память. Это, так сказать, общие требования к воину, зачисленному в разведку.
Что же касается частностей, то разведчик ВДВ должен уметь в Любое время дня и ночи прыгать с любых самолетов, десантироваться на любой местности с любых высот, затяжным прыжком и обычным. Он должен уметь воевать в горах, в лесу и на равнине, отлично стрелять из всех видов оружия, управлять боевой техникой и водить автомашину, работать на рации, добывать для себя пищу в пустыне и в горах, сутками обходиться без воды, ориентироваться по 'звездам и солнцу, читать следы, знать саперное дело, основы одного из иностранных языков, приемы рукопашного боя, причем одинаково умело действовать прикладом и штыком, саперной лопаткой и голыми руками. Да и это все только часть того; что входит в комплекс подготовки разведчика воздушно-десантных частей.
Когда мы добрались до вершины, с которой начиналась горная гряда, Никифоров приказал всем вываляться в снегу, чтобы не слишком выделяться на фоне слепящей белизны склонов. Мы не боялись быть замеченными «противником» с земли, ибо шли с величайшей осторожностью, прощупывая горизонт и окружающие склоны мощными биноклями. Но вот вертолеты! Уже дважды Никифоров подавал команду «воздух»», и мы, как кроты, зарывались в снег, падая лицом вверх, и лежали так до тех пор, пока лейтенант не давал «отбой». Когда вертолет появился над нами вторично, ефрейтор Бондаренко неожиданно сгреб пригоршню снега и залепил ею лицо лежащего рядом Нилова.
– Усы, – прокричал он, – твои усы нас выдадут!
Чувство юмора не покидало ребят даже в подобных ситуациях.
Наверху у нас открылось «второе дыхание». Мы перемахивали через невысокие, острые, как лезвие, гребни гор, скатывались вниз, опять карабкались на очередной склон. Наконец, оказались на вершине, от которой горная гряда сворачивала направо, уходя на запад бесконечными белыми шапками.
Оставив группу в узкой расщелине, Никифоров, Перепелица, Мусин и Куницын поползли к краю вершины, обрывавшейся вниз трехсотметровой пропастью. Там, внизу, черной лентой вилась река, выше изгибалось, охватывая противоположный, тоже почти отвесный склон горной гряды, шоссе, чуть левее серел контур моста. Того самого моста, захват которого должен был решить судьбу боя. Несколько минут мы по очереди разглядывали мост и подходы к нему в бинокли. Нет, мы не ошиблись, предполагая, что «противник» не заблуждается в оценке значения моста. Система его охраны полностью исключала прямой выход к нему по западному склону в том месте, где мы находились. Мы не прошли бы и половины стены, как были бы обнаружены и обстреляны из пулеметов. Спуск по южному склону также исключался: он обрывался дорогой, по которой то и дело сновали патрульные машины. Надо было искать какой-то другой путь.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Председатель федерального правления Коммунистической молодежи Австрии, член ЦК КПА Вилли Рау отвечает на вопросы специального корреспондента журнала «Смена»