Жестокая логика одиночества

«Только наркотики, – убежденным тоном знатока утверждает Стэн, 19-летний кокаинист из Калифорнии. – Только они позволяют отключиться от действительности – целиком и полностью. Зачем? Странный вопрос...

Да, конечно, продавать и покупать их противозаконно, и это страшно дорого, и здоровье страдает, я-то знаю... Зато с ними приходит легкость – такая, что стоит один раз попробовать, и пошло-поехало: хочется еще и еще...»

Некоторое представление о масштабах «борьбы с одиночеством», которую ведут американские подростки с помощью алкоголя и наркотиков, дают статистические выкладки, подготовленные институтом социальных исследований Мичиганского университета. 72 процента старшеклассников систематически употребляют спиртные напитки; 34 процента – марихуану; 12 процентов – различные стимулирующие препараты; 5 процентов – кокаин.

Но виски приносит похмелье, на наркотики не хватает денег, а одиночество не отступает, и кажется, что никому нет дела до твоих горестей и обид. И тогда последний шаг за край жизни представляется для многих простым, естественным и желанным.

Самоубийства среди американских «тинэйджеров» давно уже не считаются чрезвычайными происшествиями: к ним привыкли, как привыкают к чему-то достойному сожаления, но неизбежному. За последние десять лет число таких самоубийств возросло в среднем по стране в два раза, а в некоторых районах США, например, в штате Кентукки, на 300 процентов. Ежегодно 2 тысячи подростков кончают жизнь самоубийством, а если учесть, что на каждое самоубийство приходится примерно 50 «неудачных» попыток покончить с собой, становится ясно, что это феномен массовый.

По словам психиатра Синтии Пфеффер из Корнелльского университета, 33 процента – треть! всех американских подростков – в той или иной степени испытывают склонность к самоубийству. Для сравнения отметим, что в 60-х годах эта склонность наблюдалась только у 10 процентов «тинэйджеров». Основными мотивами самоубийств называют душевные травмы, вызванные семейными неурядицами, неудачи в личной жизни или учебе, которые с юношеским максимализмом были расценены как катастрофа. Это может быть форма мести родителям. Это может быть, наконец, последняя, отчаянная попытка обратить на себя внимание. И это всегда ранняя, преждевременно пришедшая усталость от жизни в мире, который постоянно чего-то требует, но часто скупится на самое простое и необходимое – участие.

«Невыносимо чувствовать, что от тебя постоянно чего-то ждут», – говорит семнадцатилетняя Кэйт. «Ждут большего, чем ты можешь дать. И постоянно сравнивают тебя с другими. И намекают: когда ты добьешься того-то и того-то, вот тогда мы будем тебя любить».

Кэйт приняла 75 таблеток снотворного, когда провалилась на вступительном экзамене в колледж. Сейчас ее жизнь вне опасности. Так по крайней мере утверждают врачи. До следующей попытки?

Дочь газетного магната оказывается членом вооруженной банды; сын преуспевающего адвоката попадается на вульгарнейшей краже в супермаркете; наследник миллионного состояния не выходит из мертвой петли наркотического отупения; дочь популярнейшей кинозвезды кончает жизнь самоубийством... Факты подобного рода все чаще встречаются на страницах газет и все реже шокируют американскую публику: похоже, еще немного – и они будут восприниматься как должное. Подтверждается точка зрения подавляющего большинства социологов, утверждающих, что кризис распространился на все без исключения слои американского общества.

Потеря внутрисемейных контактов, отчуждение, горький антагонизм поколений рождают и отчаяние, и цинизм, и страх перед будущим, но подлинным апофеозом безысходности предстает не прекращающаяся день за днем и год за годом борьба за выживание, которую ведут сотни тысяч беднейших семей сегодняшней Америки.

...Филлис Саблетт не скрывает, что когда-то питала к Рональду Рейгану определенную сердечную слабость. Это было много лет назад, и он, конечно, не был еще президентом Соединенных Штатов.

Она была тогда школьницей (сейчас ей сорок шесть), а он был киноактером, и ей казалось, что он неотразим. И они были почти что соседи – Филлис родилась и выросла в Стерлинге, штат Иллинойс, он – в каких-нибудь десяти милях от ее родного города.

Но с тех пор, повторимся, прошло много лет; тот человек, который некогда казался Филлис и ее согражданам «одним из них», теперь стал и далеким и холодным, как Антарктида. Филлис не может избавиться от ощущения, что ее предал кто-то близкий, что ее благословил на крушение тот, кто мог помочь. И ее не оставляет мысль, что нынешний президент Соединенных Штатов несет личную ответственность за все беды, которые обрушиваются на ее семью. За то, что остался без работы ее старший сын, семнадцатилетний Тимми; за то, что инфляция превращает в фикцию и без того скромное пособие, которое она получает за погибшего в аварии мужа; за то, что, когда ее дети болеют, она не может обратиться к врачу, зная заранее, что не в состоянии будет оплатить счета.

«Он совсем не заботится о бедных семьях», – подытоживает Филлис Саблетт свои жизненные наблюдения.

...Когда по телевизору показывали новую обстановку Белого дома и камера запечатлела крупным планом шикарный фарфоровый сервиз, младшая дочь миссис Саблетт, семилетняя Келли, с недоумением сказала: «Какая разница, что за узор на твоей посуде? Главное, чтобы она не была пустой»...

По последним оценкам, их 29,3 миллиона – американцев, чей жизненный уровень ниже официального порога бедности. За два года пребывания у власти администрации Рейгана их стало больше на 6 миллионов человек.

Сорок лет не знала Америка такого уровня безработицы, как сейчас. Работы лишены 11,3 миллиона человек. Особенно резко – на 26,7 процента – кривая безработицы взметнулась вверх за последние два года. Не нужно обладать богатым воображением, чтобы представить себе, что стоит за этими цифрами и что несет безработица тысячам американских семей.

Супруги Чак и Сэнди Бэйрд из Калифорнии потеряли работу одновременно. Чак давно уже перестал получать пособие по безработице. Сэнди поначалу удалось найти временную работу, но недавно ее предупредили, что через месяц она лишится и ее.

«До самого последнего момента мы не переставали на что-то надеяться, – признается Сэнди. – Теперь надеяться, похоже, не на что. -Мы рискуем потерять все, что накопили за долгие годы».

Кризис семьи – это не просто еще один кризис в истории американского общества. Невозможно предугадать, какими последствиями он обернется для будущего нации через одно, два, три поколения. И каждое поколение будет предъявлять обществу свой счет за разочарование, за страх, за одиночество.