В лаве Гореев задержал за плечо:
– Целуется – ммых! – И облизал губы, может быть, и нормальные, но Феде они показались тогда такими большими, что не закрыть их и лопатой.
После второй смены, часа в два ночи, в распадке меж терриконами Федя сошелся с Гореевым. Склоны терриконов горели, свет трепался лоскутами, выхватывая из черноты насторожившуюся в ожидании фигуру Гореева, и Феде почудилось в ней что-то от быка. «Вот и ладно, – подумал с пугливым желанием. – Теперь хорошо».
Он прорывался к большой голове, бил будто по бетонной крепи. На мгновение терриконы потухали. Федя выплевывал соленые комки, снова кидал себя к большой голове. Потом терриконы потухли надолго.
Тамара сама перед сменой нашла Федю в шахтовом сквере. Сидели: Федя – опустив лицо, все в синяках, Тамара – вполоборота к нему. У него перед глазами были Тамарины колени, он отворачивался, и это делало его в ее глазах и вовсе обиженным, вовсе жалким.
– Зачем ты, Федя?.. Он же такой сильный.
– Ты всех боишься.
– Боюсь? А чего мне бояться? – удивил Федю ее уверенный тон.
Федя все же посмотрел на нее и сам испугался – столько перед ним было лишней, ненужной для него красоты. Синий шерстяной платок, синий плащ. Ветер сквозил холодный, но никак не мог сдуть жар с Тамариного лица, и темные глаза отдавали жаром перегоревших в осени кленовых листьев.
– Зачем дрался? Скажешь, нет?
– Он тебя оскорблял.
– Как? – потупилась она. – Ну... что говорил?
– Да-ах...
– Что? – уже требовала.
– Ну... говорил: целуешься...
– Фу, – облегченно вздохнула. – И все?!
Она покачала головой, задумалась, улыбаясь чему-то своему.
– Ну, Миша... Вот хвастун! – как-то ласково удивилась и вспомнила про Федю. – А ты... Зачем тебе это... ввязываться?
Федя догадывался трудно. Догадался-то, вернее, легко, да не мог он эту догадку принять за правду, хоть кричи – не мог! Он торопливо разглядывал ее лицо, будто выискивал эту неправду, и ничего не чувствовал, только боль, боль. А в сердце – никакого опыта, чтобы ее перетерпеть.
– Бедненький! – Тамара воровато оглянулась, мягко охолодила ссадину на его скуле; голова Феди дернулась, как от гореевского удара.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Беседуют Рюрик Ивнев, поэт, и Дмитрий Ознобишин, ученый секретарь академического издания «Литературные памятники», доктор исторических наук, член исторической секции Всесоюзного общества охраны памятников истории и культуры