Диван в чужой квартире

Вопрос о прописке в нашей жизни один из самых больных, поэтому обходить его не хочу.

По каким-то личным причинам, объяснять которые вы в принципе никому не обязаны, вы хотели бы жить в Москве – а вам не разрешают. Хорошо это?

Плохо. Плохо и обидно.

Но давайте попробуем понять и тех, кто не разрешает – того же «строгого дядю» из Моссовета.

Большие города растут быстро и почти неуправляемо – этот процесс происходит во всем мире. При этом жилищные условия, естественно, улучшаются не сразу для всех, магазины переполнены, с транспортом вообще кошмар. Зелень становится дефицитом, чистая вода – дефицитом, обычный свежий воздух – дефицитом. Печать всех пяти континентов гудит о трагедии больших городов.

Выход один – ограничить этот неуправляемый рост.

Кстати, подобные ограничения существуют в самых разных странах, даже в тех, где вообще нет понятия «прописка». Просто там они проявляются по-иному. Например, через очень высокую стоимость жизни. Или через непомерную квартплату. Миллионам людей жизнь в Париже или Лондоне просто не по карману.

Какой ограничитель лучше, прямой или косвенный, судить не берусь. Но совсем без него нельзя: города задохнутся, жизнь в них превратится в ад.

В нашей стране множество по той или иной причине привлекательных городов. Ленинград, Одесса, Киев, Таллин, Севастополь, Львов, Сочи, Ужгород, Тбилиси – я уже не рад, что начал этот список, ибо оборвать его несправедливо по отношению к неназванным городам, а заканчивать – это сколько же бумаги уйдет! И везде какие-то ограничения. Даже на БАМе, о котором вы помянули, устроиться не так-то легко. На что также свои причины.

Представьте – юный романтик. В глазах энтузиазм, в руках аттестат зрелости, в голове весьма приблизительные понятия о реальности. Сходит с поезда на станции Ургал и озирается: где же распростертые объятия? А их нет. И романтику нашему не рады. Ибо нужны не столько энтузиасты, сколько специалисты: от них прямая и ясная отдача. А с этим что делать? Селить, кормить, обслуживать, обучать специальности, развлекать, если заскучает, лечить, если заболеет, и терпеливо ждать, пока на этой вербе не вырастет груша? А на далеком БАМе все дорого: и жилье, и питание, и обслуживание, и время.

Впрочем, мы с вами не про БАМ...

Так вот, «строгие дяди» в Моссовете, в том числе и тот, что с вами говорил, могут гораздо меньше, чем вы думаете. Их право – следить, чтобы соблюдались законы. Нарушать законы – такого права им никто не давал. Личная строгость или мягкость тут мало что меняет.

Однако ограничение – это еще не запрет. Множество людей приезжают в Москву – прописываются, поступают на работу, даже получают жилье.

Мужья селятся к женам, жены к мужьям, престарелые родители к детям. Переезжают в Москву по обмену. Разные ведомства приглашают необходимых им специалистов. Стройки набирают строителей, заводы – станочников. Тех, кто ей очень нужен, Москва принимает.

Вот ведь и вы работали в бухгалтерии по лимиту. Могли работать и дальше. Но – не вынесли испытания женским коллективом. (К слову: а как бы вы ужились в медучилище, где в основном женщины? Или потом – в больнице?.).

Десять лет вы, Люба, прожили в Москве. И за это время не сумели стать ей нужной. Ну, болели. Ну, школу кончали. А остальное время? Работа по лимиту обычно не из легких. И все же этот путь был бы легче того, который вы прошли, – путь просьб и отказов, жалоб и унижений. Прошли без всякого результата.

Поверьте, это не злорадство и не упрек. Мне просто жаль, что так нерационально потрачено несколько лет вашей жизни…

Суровые, порой бессмысленно жестокие кулачные бои наших предков тем не менее выработали и донесли до нас одно гуманное правило: лежачего не

бьют. И я сейчас думаю: не бью ли лежачего? Ну, допустим, прав – но что толку в правде, если ее единственный результат лишняя боль?

Может, и ошибаюсь. Но, честное слово, вы, Люба, не кажетесь мне лежачей. Не кажетесь, даже если сейчас по-прежнему лежите на диване. Даже если сами считаете свою жизнь «никчемной и пустой».