По лицу у мужчины скользнула тень, быстро взял пачку, сунув ее в карман, отошел к двери, приоткрыл, посмотрел на табличку. Потом сказал с облегчением: «Ну, правильно, – комитет комсомола!»

«В том-то и дело, что комитет», – смирно сказал Коля.

Когда тот, так, пожалуй, ничего и не поняв, удалился, Коля не выдержал, пошел к нам душу отвести. «Понимаете, братцы, – оправдывался тоскливо. – Что-то со мной такое случилось... Надо бы выйти из-за стола да по физиономии, а я ему – вы!.. Вы!..»

Я и сейчас хорошо представляю, как он разговаривал с тем человеком, с каким-нибудь куркулем из пригорода, солеными огурчиками да капусткой снабжавшим наш крошечный поселковый базарчик... Представляю, какой у Коли тихий был голос, какое чуть ли не виноватое лицо – ему наверняка было стыдно, как это бывает в таких случаях с совестливыми людьми...

И неторопливый и немногословный Тертышников рядом с энергичным и порывистым своим другом в чем-то проигрывал. Слава к нему, прямо сказать, не спешила. Трудовую биографию Николая Петровича Шевченко и впрямь уже пересказывали на пионерских сборах – такая она была поучительная и такая и в самом деле для нашей стройки типичная. А Тертышников оставался как бы в тени. А ведь он и членом обкома партии был много лет подряд и ездил потом делегатом на двадцать четвертый съезд. Однако хлопотать насчет квартиры за него ходили друзья, а в институте так и не узнали, что академический отпуск дважды он брал, в общем - то не по состоянию здоровья, хоть в те годы прибаливал, а из-за того, что общественных дел было у него невпроворот.

Может быть, тут дело в том, что по тем же ступенькам, по которым поднимался Шевченко, друг его шел уже вторым?

Тут опять приходится вспоминать Ивана Григорьевича Белого: это он уговорил Тертышникова перейти из бригадиров «Сибметаллургмонтажа» в заместители начальника управления «Сибстальконструкции» – по традиции это была должность не освобожденного секретаря партийной организации.

Первый раз я попал на площадку второго конверторного цеха на Запсибе, когда вокруг полным ходом еще шли нулевые работы, а главный корпус не имел пока ни крыши, ни стен – здесь были только высокие колонны да плиты перекрытия.

Новая стройка, которая началась тут уже без меня, казалась теперь и такой знакомой и как будто уже чужой. С любопытством посматривал я на бетонщиков, которые внизу снимали опалубку с подлитых опор под колонны, издалека вглядывался в лица идущих навстречу ребят в монтажных касках, но примету своего давнего с Запсибом родства увидел вдруг у себя под ногами – на стальной ферме, лежащей сбоку от подкрановых путей, мелом было неровно выведено: «Рабец».

И я остановился, глядя на эту ферму, и почувствовал, как губы мои невольно расплываются в улыбке…

Еще на подступах к самым первым цехам Запсиба стояли тепляки, помеченные фамилией знаменитого теперь бригадира из треста «Сибстальконструкции», она мелькала потом на плакатах и «молниях» доменной номер один и номер два, она не сходила с лозунгов на строительстве первого конверторного, но здесь, в этих кривых загогулинах, была как будто первооснова громкой славы, был тот рабочий адрес, по которому можно найти невысокого и коренастого крепыша Мишу Рабеца и крепко тряхнуть руку, и услышать глуховатый, словно застенчивый голос: «Да как живем?.. Вроде бы, как всегда, потихоньку».

У Рабеца я и встретил Тертышникова. Вместе еще постояли с монтажниками, которые, конечно же, не упустили случая побалагурить на мой счет: а как же, мол, – известное дело, что лучше маленький прокатный пункт в Сочи, нежели большой прокатный стан на Запсибе... А потом пошли по бригадам дальше, и Колю то и дело окликали, зачем-либо останавливали.

Симпатичный парень в ладно сидевшей робе, сделав нарочно строгие глаза, спросил озабоченно:

Вопрос по международному положению можно?

Я даже, ладошку к уху приложил, чтобы этот самый вопрос расслышать получше, а монтажник дружески разулыбался во все лицо:

– Премия, Николай Семенович, когда? Или...

И глянул вверх, словно проследил за улетевшей пташкой.

«Саша Богданов, – рассказывал Тертышников, когда, переступая через шланги, мы пробирались дальше. – Потомственный монтажник. Старший брат, Виктор, сейчас в Ульяновске, а он тут, у Агаркова. Рабец в прошлом месяце дал на одного человека шестьсот восемьдесят два килограмма в смену... Нет, ты прикинь, ты только прикинь! А эти и его обошли. Семьсот шесть! Это, скажу тебе, надо потрудиться...»

Затем нас окружили несколько человек, разговор пошел обо всем сразу, и невысокий парень, под брезентовой курткой у которого вместо пояса виднелся медицинский жгут из аптечки, сказал, словно продолжая какой-то давно начатый разговор:

– Ленина, между прочим, читаю...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.