Улица была пустынна. Вдоль тротуара стояли тихие, неподвижные деревья. Их невесомые кроны, изумрудно-зеленые там, где на них падал свет дуговых фонарей, казались сошедшими с волшебных полотен Руссо. Время от времени я останавливался, но не затем, чтобы полюбоваться игрой красок. Повод был куда более прозаический: меня беспокоил субъект, вот уже с полчаса тащившийся следом.
Я засек его на обратном пути с вокзала, где пополнил свою отощавшую казну из лежавших в камере хранения запасов. Собственно, уже там, на вокзале, боковым зрением, что ли, я то и дело ловил на себе чей-то пристальный взгляд, чувствовал, что один и тот же человек назойливо ошивается рядом, но кто именно, не разобрал. Правда, я мог и обмануться и потому, возвращаясь в центр, дал кругаля, намеренно выбирая переулки потише и побезлюдней. Вскоре убедился, что ошибки нет. Кто-то действительно повис у меня на «хвосте», но, как ни ловчился, рассмотреть фигуру идущего позади субъекта, так и не смог. Вряд ли это был Герась: не та манера, да и сноровка не та. Кто же тогда?
Поразмыслив, я счел за лучшее не мешать. Слежка означала, что интерес к моей особе не потерян. Это должно было радовать, тем не менее особой радости я не испытывал: не такое уж большое удовольствие знать, что на протяжении всего дня за каждым твоим шагом наблюдают. Тем более неприятно, если незадолго до этого ты целовался с девушкой...
И за неимением лучшего собеседника, вступил в беседу с самим собой.
Мрачный тип, дремавший где-то внутри, откликнулся немедленно и с готовностью. Для начала он заявил, что на отношениях с Ниной я должен поставить крест, и чем жирнее, тем лучше.
«Допустим», – согласился я, но его не удовлетворила неопределенность моего ответа. Он предупредил, что последствия нашего свидания еще выйдут мне боком. Я и сам это понимал. Под угрозой оказалось практически все, чего • удалось достичь: связь со Стасом, моя легенда и многое-многое другое.
«Вот именно, другое, – вставил мой критик. – Ты допустил грубейшую ошибку, спутал свои личные дела со служебными, этого тебе никто не простит».
«Что же делать?» – спросил я.
«А ничего, – пробурчал он. – Возвращайся домой, к мамочке». И, ехидно хихикнув, сгинул.
Я вспомнил разговор, состоявшийся в прошлую пятницу в кабинете у начальства, вспомнил наполеоновские планы, которые строил, сидя на набережной, и почувствовал себя юнцом, незрелым младенцем, из тех. кого, обвязав веревкой, бросают в воду, считая, что это лучший способ научить плавать.
Интересно, думал об этом Симаков, посылая меня на мое первое самостоятельное задание?..
Когда после очередного поворота дорога вывела меня на бульвар, прямиком ведущий к Приморской, я все еще пробовал убедить себя, что случившееся касается только нас с Ниной и никого больше. Однако по мере приближения к «Лотосу» верил в это все меньше.
Я познакомился с ней потому, что того требовали интересы дела. Это верно. Но с некоторых пор... с некоторых пор все изменилось. Когда это произошло? Как и почему? Легче было выиграть партию у Карпова, чем ответить на эти вопросы. Впрочем, какая теперь разница?
Нет, надо иметь хоть каплю самолюбия. Сейчас же пойду, попрощаюсь, заберу зубную щетку, и все.
«А дальше что?» – поинтересовался мой злопыхатель.
«А то: переберусь в гостиницу. Там видно будет».
«Ну-ну, счастливого пути», – ядовито пожелал он.
Подразумевалось, что надеяться на свободные места в гостинице может только такой ненормальный, как я, и что в конечном счете мне придется выбирать между лежаком на городском пляже и скамьей в зале ожидания на железнодорожном вокзале. Других вариантов не предвиделось. Разве что напроситься на ночлег к своему попутчику? Как раз в этот момент его тень упала на проезжую часть дороги.
Я продолжал топать по лужам, стараясь не замечать, как чавкают промокшие насквозь сандалии.
Шел и думал, что все мои рассуждения не стоят и выеденного яйца.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Нравственно-эстетическое воспитание юношей и девушек, приобщение их к лучшим завоеваниям отечественной и мировой культуры – одна из важнейших забот комсомола