– Как тебе это нравится... козел?..
– Что? – не поняла мама.
И тогда отец частью пересказал, частью прочел развеселившее его газетное происшествие: со старой территории зоопарка переводили на новую территорию какого-то «сверхгорного козла». Разумеется, были приняты необходимые меры предосторожности, но... козел, напуганный появившимся из-за поворота трамваем, все-таки вырвался и помчался вдоль рельсов, по Большой Грузинской. В считанные секунды рогатое чудище достигло Тишинской площади и тут, «сойдя с рельсов», по совершенно непонятным причинам, влетело в раскрытые двери... парикмахерской.
В этом месте заметки отец зашелся тоненьким, совершенно ему несвойственным смехом:
– Воображаешь... а те, там... в мыле... клиенты! С ума сойти... И мастера... с бритвами...
Увидев свое изображение в зеркале, козел было замер, но, рассвирепев, одним прыжком преодолел расстояние от двери до стены и всадил рога в ненавистного двойника.
Здесь, увязшего рогами в трухлявой стене, его и перехватили подоспевшие служители зоопарка.
Отец долго веселился в тот вечер, и так и эдак изображая застигнутых врасплох посетителей парикмахерской.
Мама тоже улыбалась.
А я никак не мог взять в толк: что же тут смешного?
Ночью мне приснилось, будто я сижу, туго обернутый в белую простыню, на неудобном парикмахерском кресле с жестким подголовником. Надо мной лязгают, позванивают невидимые ножницы. Над ухом шелестят какие-то незначительные слова мастера. И пахнет чуть-чуть дезинфекцией, немного вежеталем, а еще подпаленными волосами...
Внезапно в бескрайнем, занимающем всю стену зеркале возникает изображение светло-коричневого, лоснящегося, невероятно рогатого чудовища с налитыми кровью глазами.
И мой взгляд встречается с его ненавидящим взглядом. И я лишаюсь всякой способности управлять собой, я оказываюсь во власти скользкого, всепокоряющего, удушливого и такого постыдного – не передать – страха.
Проснувшись, я сел на кровати и никак не мог понять, что случилось. Сердце билось часто и громко. В горле все пересохло. Сначала мне было жарко, потом как-то вдруг заколотило в ознобе... В голове будто тренькнуло, и чужой, незнакомый голос произнес насмешливо, с растяжечкой:
– А ты трус, парень!
Все бы это, наверное, ничего, когда бы на том и кончилось. Мало ли какая чушь может человеку присниться?
Но несуразный мой сон возвращался раз за разом.
И я ждал этих возвращений, заранее покрываясь липкой испариной страха, испытывая к себе и презрение и жалость одновременно...
Ложиться спать сделалось для меня мучением. Я лежал в постели, делая над собой усилие, чтобы не заснуть: смотрел в потолок, по которому ползли причудливые тени, воображал себя то в джунглях, то под водой, но в конце концов все равно незаметно куда-то проваливался, и тогда возникало зеркало... и на блестящем стекле медленно проявлялись, словно на негативе, очертания рогатого чудища, они вспухали, окрашивались, на морде вытаращивались, загорались красным огнем глаза...
Но самое страшное приходило чуть позже – я снова слышал:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
О несломленной судьбе подростка, о трудных этапах становления его характера и о роли, которую сыграл в этом комсомольский секретарь
Клуб «Музыка с тобой»