Воспоминания у старого тополя

– Можно прикурить? Спичек не было.

Молодых парней не хватало Тбилиси. Его черноволосых, усатых, веселых парней. И не хватало мечтательных улыбок незамужних девушек.

Темнело. Проходили раненые с костылями. Грохотал по мостовой фаэтон.

И снова воцарялось безмолвие, чуждое для Тбилиси безмолвие. Надоевшее безмолвие, затянувшееся, бесконечное, невыносимое безмолвие.

В семье нас было трое. Сначала мы жили вдвоем с мамой. Затем поехавшая погостить к родственникам в Зестафони бабушка Магдана упала со скамейки, сломала ногу, и нас стало трое.

– Будет жить с нами, – сказала мама, когда бабушку на руках внесли в комнату. – Я у нее единственная дочь, и кому, как не мне, за ней ухаживать...

У бабушки была сломана кость бедра, мы знали, что она больше не поднимется, и старались за ней ухаживать как только могли.

Сердобольной женщиной была моя бабушка Магдана, все понимающей и знающей почем фунт лиха. Любила наставлять, внушать, читать нотации.

Лежала она с повязанным на лбу платком, положив голову на взбитую подушку, покойно сложив морщинистые руки на белоснежной простыне, и, прищурив глаза, задумчиво глядела в потолок.

Казалось, и мысли ее уже не от мира сего. Отрешенные. Потусторонние.

Трудно нам жилось. Не было у нас ничего, и ничего она от нас не требовала. Лежала. Пила воду мелкими глотками из надломанной крынки. Вытирала губы, вздыхала и снова задумчиво глядела в потолок.

– Удивляюсь я!.. – начала однажды бабушка, вернувшись мыслями на землю... Сделала несколько глотков воды, вытерла губы и снова начала: – Удивляюсь, и кажется мне...

– Креститься надо, если кажется, – тотчас вставил я, приподнявшись на тахте. Перевернулся на другой бок, продолжая читать «Воскресение».

Я спешил в библиотеку, и мне было абсолютно безразлично, что там кажется и что не кажется моей больной, скучающей бабушке Магдане.

Моросило. На улице прошли патрульные. Со скрежетом и звоном проехал трамвай. Раненые запели «Катюшу».

– Ну, скажешь или нет?!

Я соскочил с тахты, сунул ноги в туфли и навис над бабушкой Магданой.

– Скажешь или нет?

Бабушка удивленно уставилась на меня.

– Что мне говорить?