Все было в старой Риге, как всегда. Петушки, венчавшие шпили храмов, привычно сверкали на солнце золочеными боками. Им сверху было видно все. Каменные коты крались по крышам. Загадочные чудовища охраняли входы в дома. На узких улочках, не похожих ни на какие другие улочки в мире, снималось кино...

Все было в Риге, как всегда. И все-таки чего-то не хватало. И будто прочитав мои мысли, высокий голубоглазый человек, Гунар Далманис, сказал:

– Риге так недостает органа. – И добавил: – Да и мне недостает его.

Он грустно посмотрел на табличку у входа в Домский: «Посторонним вход воспрещен. Идет реставрация». И толкнул тяжелую дверь. Дежурная в зимнем пальто, хотя на улице стояло лето, преградила нам дорогу. «Посторонним...», – строго начала она, но, разглядев, что перед ней органный мастер, замолчала.

Бронзовые люстры лежали у наших ног. Органные трубы, укутанные в целлофан, выглядели непривычно. А тысяча из них уже «уехала» в Голландию. Там мастера фирмы «Флентроп» – одной из лучших в мире фирм по реставрации исторических органов – капитально ремонтируют механику органа. В работе принимают участие и наши специалисты во главе с Гунаром Далманисом.

Гунар собирался и сам в командировку в голландский город Заандам. Цель своей поездки он объяснил так: «Еду за опытом и посмотреть, как там

вали витражи художницы рижского комбината «Максла».

– За свою долгую жизнь орган не раз переделывался, реставрировался. А в войну потерял голос. Оккупанты украли 765 труб... – рассказывал Гунар. – Да, самое время ему серьезно подлечиться... 300 концертов в год. Нагрузка! Это 30 тысяч слушателей, которые дышат. Не улыбайтесь. Дыхание в данном случае тоже разрушитель. Особенно тяжко ему приходится летом в «пик» работы. Два концерта в день плюс репетиции. От такого напряжения орган бросает то в жар, то в холод. Он уже давно чувствует себя не в форме.

Но в день своего столетнего юбилея орган будет выглядеть очень юно. Почти как в конце XIX века, когда германская фирма «Валкер» закончила над ним работу. И дело не только во внешности. Улучшится его звучание. А в обновленном концертном зале можно будет увидеть, кроме органа, хор на эстраде.

Голос Гунара гулко раздавался в холодном, не устроенном пока зале, одетом в леса. Он ходил среди этих стен как неприкаянный, выглядел, словно человек, лишившийся чего-то очень дорогого.

– В молодости я чистил дымоходы здесь, в старом городе. А вечерами играл в оркестре трубочистов на аккордеоне. Работа мне нравилась. Я пробыл на ней семь лет и ни разу не свалился с крыши. Как-то ко мне подходит директор и говорит: «Послушай, Гунар, а не настроишь ли ты мое пианино?» Я сказал, что ничего не смыслю.

«Руки у тебя золотые, – говорит директор. – К тому же ты не глухой...». Помню, просидел я над директорским пианино семь часов. Как ни странно, получилось. Дома рассказал жене. Она обрадовалась: «Это идея! Ты и сам говорил, что в музыкальной школе на «отлично» диктанты по теории писал. Иди в настройщики. Они и одеты почище». Так я переквалифицировался.

– И что, все органные мастера в прошлом настройщики?

– Не все. Мой лучший помощник Андрис Мисикс был до этого токарем, столяром. И все ему в нашем деле пригодилось. В моей трудовой книжке значится фабрика музыкальных инструментов. Я пришел туда грузчиком. Потом занимался обработкой чугунных рам. для музыкальных инструментов, сборкой механики пианино и роялей. Научился их настраивать. Прочитал много книг на немецком языке по этому вопросу. Позже сам обучил нескольких молодых людей с фабрики. Во всем мире, между прочим, не хватает настройщиков!

Вот почему, наверное, к Гунару приезжают учиться со всего Союза. Он член Всесоюзного совета по строению и ремонту органов, член Всемирного общества «Друзья органа». К тому же ведет курс в консерватории по истории, устройству, регулировке органа. Благодаря своей профессии Гунар слышал лучших органистов мира: Флора Петерса из Бельгии, Пьера Кошро и Жана Гийю из Франции, эстонца Хуго Лэпнурма, Бернардаса Василяускаса из Литвы, выступавших в Домском, а перед концертами настраивал им инструмент.

– Жан Гийю! – неожиданно произнес Гунар. Видно, с этим Гийю было у него связано что-то хорошее. – Очень славный человек, – продолжил Гунар воспоминания и добавил: – Он тут влюбился с первого взгляда... в наги собор и орган. Он признался однажды: «Знаешь, Гунар, орган Собора Парижской богоматери звучит гораздо хуже». А как он репетировал! Посидит, посидит. Поиграет, поиграет. Вдруг сорвется с места – и на улицу. Побродит по площади вокруг собора, и снова за инструмент. Говорил, будто эти стены вселяют в него вдохновение.

И за двадцать два года работы ни один концерт не сорвался. Ни одного ЧП. То есть ЧП были, конечно, но слушатели ни разу ничего не заметили. Потому что Гунар и кто-нибудь из четырех его помощников всегда были начеку. В этом смысле они вроде докторов, чуткие уши которых улавливают малейшие шумы в сложном организме (6768 труб, 127 регистров) столь необычного пациента. И нужна солидная практика, чтобы изучить все его тонкости, понять все капризы.

– Научиться настраивать орган, в общем, не такая долгая история, – заметил Гунар. – Механику его можно изучать всю жизнь. И всякий раз делать для себя какие-то маленькие открытия.

– А если нет концертов в Домском, тогда орган молчит?

– Тогда играю на нем сам, – ответил Гунар и достал из портфеля большую пластинку. На ней крупно было выведено: «Орган церкви Руцавы». – Только что вышла. – пояснил Гунар. – Это лишь одна пластинка из серии «Исторические органы Латвии». Всего пластинок будет 15, а может, больше. Все зависит от того, как пойдет поиск.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.