Потом следовал очередной поворот, и мы оказывались в долине, зажатой холмами, и на склонах их, расчерченных умелым геометром, зеленели пышные виноградники.

А потом машина раскручивалась влево, и мы оказывались в каком-то озерном царстве – в тишине и безлюдье мелькали водные зеркала с камышом по закраинам, и стаи уток срывались при виде автомобиля – не от страха, а скорее из привычки: Венгрия испокон охотничья страна, где браконьерство отсутствует давно и начисто.

Дунауйварош – город с колоссальным металлургическим комплексом, который возводился после войны при нашей помощи. Мимо города шла объездная магистраль, но мы решили проехать по улицам.

В одном месте дорога неожиданно круто вскидывалась кверху, а домик, стоявший рядом с подъемом, был в какой-то низине. Это была окраина города, домик своей черепичной крышей напоминал мне деревеньку Вереб, но на этой крыше – все-таки в городе, все-таки в шумном месте, – рядом с дорогой и почти на ее уровне, не обращая внимания на поток машин, счастливый жизнью, стоял, задрав голову, в пушистом, обширном гнезде аист и стучал, стучал призывно клювом.

Все было, как нужно.

Аист постучал клювом, и скоро появилась аистиха. Они стояли в своем гнезде, в шумном городе, рядом с дорогой, стояли друг к другу лицом, так что шеи их на фоле неба как бы переплелись.

Две сплетенные, изящные, белые шеи на фоне акварельно синего неба – таков для меня символ Дунауйвароша.

«О, где еще земля так хороша?» – шепнул он.

Верно, верно. Везде она хороша, где земля если и не дом родной, то дом друга, широко распахнувшего двери...

Земля хороша, это верно.

И горестно многовековое противоречие, когда прекрасную и по-своему счастливую землю созерцает и воспевает несчастливый ее обитатель.

Шандор Петефи ушел с прекрасной и несчастной своей земли в двадцать шесть лет. Он пел свою страну и свободу народа, живущего в этой стране.

Свобода пришла на землю Петефи спустя почти сто лет после него. Свобода и счастье были для великого Шандора словами-синонимами.

Как он мечтал о свободе, как хотел счастья! Нет, не зря жил человек, своей жизнью и своими словами звавший к свободе.

Я прощаюсь с землей Петефи и, прощаясь, с грустью закрываю томик в красном переплете, проживший почти тридцать лет с того дня, когда мальчишкой я купил его в скудном послевоенном магазине.

Последние строчки ранят душу. Они о самом поэте.

О его судьбе.

Знаешь, милый друг, Петефи,

Я нисколько не боюсь,

Что тебе отдавит плечи

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.