Венгерский пейзаж под аккомпанемент великого Петефи

Те, кто слепо за другое

Жизни положили!..

В Москве летел первый снег, таял на асфальте, вызывая озноб и дурное настроение, а в Венгрии поздняя осень, словно опытный реставратор, подновляла земные краски.

В ветвях голых кленов возле дорог застряли огромные листья – просвеченные солнцем, они напоминали кусочки витражей из древнего собора, земля же была сплошь усыпана ими...

Дальние холмы в сухой и ясный день окутались теплой дымкой. В садах курились костерки, и дым, не тронутый ветром, струился светлыми стебельками...

Пронзительно, освежая глаз, зеленели озимые, и по ним бродили фазаны, равнодушно поглядывавшие на машину – фазаны походили на дивные цветы: длиннохвостые, серебрившиеся опереньем в контражурном солнечном освещении...

Деревня была немноголюдна, тиха и тепла, опять же, как этот поразительно тихий осенний день, и холмы, и мягкая дорога. Красные, черепичные крыши втягивали это природное тепло, и над деревней, мне казалось, нависло, какое-то теплое облако, какая-то прозрачная полусфера, не позволявшая этому теплу расходиться в стороны, улетучиваться и сохранявшая запахи и звуки деревни в ней самой.

Пронзительно, до слюнок, пахнуло свежим деревенским хлебом, видно, поблизости была пекарня. Брехнула за забором собака, кто-то разговаривал в саду – и звуки эти – лай и разговор на чужом наречии – были близки душе, внятны и пробуждали во мне ответное тепло...

Мы с приятелем оставили машину на краю маленькой (деревенской площади и подошли к памятнику.

Обелиск был простой, светлый; с трогающей неправильностью, по-русски, на нем выделялись слова: «Слава настойчивым героям». По обеим сторонам от обелиска, сходясь к нему, как в строю, равнялись бетонные плиты с высеченными именами. Я обошел их, одну за другой, и записал всех, кто лежал на площади в венгерской деревушке, Вереб.

«К-ц Бушманов М. А., к-ц Корчагин, гв. мл. ст. Леонтев, гв. к-ц Соколов, гв. ст. Созинов А. В., мл. ст. Вуклеев, гв. к-ц Павлюков Г. Д., гв. к-д Гуеков, гв. майор Володин Иван Владимирович, гв. к-ц Дембовский Б. И., гв. к-ц Де-ментев, гв. к-ц Потемкин А. П., гв. к-ц Назаров А. В., ст. Емельянов С. С„ гв. л-т Касарев, гв. к-ц Кудряшов С. С, гв. к-ц Шильцов П. Н.».

Я списал все, как есть, без мягких знаков, с маленькими ошибками, которые допускает человек, не очень хорошо знающий русский...

У подножия обелиска лежали цветы, было по-прежнему тихо. Раздвинув занавеску, из окна ближнего дома на нас смотрела хозяйка, и рукава у нее были закатаны, верно, готовила обед или мыла нол. Мы с товарищем постояли немного, потом вернулись к машине. Уже на выезде из деревни кто-то закричал нам, потом появился мужчина, торопливо заговорил с моим спутником, и тот объяснил мне, что это председатель кооператива и он требует по праву хозяина зайти в один дом.

В дом, однако, мы зашли лишь на минуту, а затем опустились в подвал, где хозяин-старик принялся угощать нас своим вином. Вдоль подвала стояли огромные бочки, едва не из каждой старик приносил пробу – длинную стеклянную трубку с шаром на конце, которая наполнялась Вином.

Вино было янтарное, потом рубиновое, и у этих двух основных цветов были свои цветовые оттенки и переходы – вино в каждой бочке было особое.

Скрипучая дверь в подвал время от времени пела, пропуская нового гостя, видно, известие о машине из Будапешта и а том, что в подвальчике пьют вино, обходило тихую и теплую деревню так же тихо и тепло, и в подвальчик приходили тихие и вежливые крестьяне, пожимали мне руку одинаково грубыми, заветренными руками, снимали шляпы и фуражки и принимали от хозяина стаканчик янтарного или рубинового – в зависимости от вкуса и настроения.

Когда дверь перестала скрипеть, пропустив, видно, всех, кто смог, председатель поднял стаканчик красного и сказал, обращаясь ко мне, что он пьет это вино за русских, похороненных на площади. «За наших освободителей, они же освободили нашу деревню», – сказал оя.

Когда мы прощались, старик хозяин вышел на улицу со стаканом в руке. На площади он подошел к плитам и плеснул понемножку каждому, кто лежал под ними...

Деревня Вереб стоит на склоне холма, и дорога от нее как бы катится под горку, в долину, ж из долины еще далеко видать было красные черепичные крыши и несколько человек на покатой площади...

Машина шелестела шинами по гладкой дороге, за окном мелькал калейдоскоп осенних расцветок» и Петефи вновь возник откуда-то, протягивая руку, сохранившую тепло бетонных плит с деревенской площади...