– Слушайте, бросьте вы это словоблудие, – выкрикнул Груздев и еще передразнил: – Делом вы занимаетесь. Не делом – то-то и оно, что не делом, невинного человека в тюрьме держите!
– Во-она, значитца. что-о... – пропел Жеглов. Встал, подошел вплотную к Груздеву. – Я-то думаю, заела человека совесть, решил грех с души снять... А ты опять за старое!
– Ты мне не тыкай, сукин сын! – яростно закричал Груздев. – Я тебя чуть не вдвое старше, и я советский гражданин. Я буду жаловаться!..
– Между прочим, это ведь все равно, как обращаться – на «ты» или на «вы», суть не меняется, – сказал Жеглов, возвратился к столу и оперся сапогом о стул. – Какая, в самом деле, разница будущему покойнику?
Даже у меня дрожь прошла по коже от тихого и вроде ласкового голоса жегловского, а уж у Груздева и вовсе челюсть отвисла, бледный он стал прямо до синевы. Но держится молодцом.
– Кто из нас раньше покойником будет, это мы еще посмотрим, – говорит. – А за сим я с вами разговаривать не желаю.
– А я желаю, – улыбнулся Жеглов. – Я желаю услышать рассказ о соучастнике убийства Фоксе. Я желаю между вами соревнование устроить: кто про кого больше и быстрее расскажет. От этого на суде зависеть будет, кто из вас пойдет паровозом. А кто – прицепным вагоном. Понятно излагаю?
Груздев так и впился в него взглядом, видно-, что волнуется, но молчит. Потом на меня посмотрел и давит из себя:
– Мне давно из книжек, конечно, известен прием: один следователь грубый и злой, а другой – контратип. И по психологии допрашиваемый стремится к «доброму», чтобы рассказать то, что собирался скрыть... Тем не менее я вас очень прошу: уйдите, а с ним вот... – Тут Груздев на меня указал: – С ним мы поговорим...
Жеглов расхохотался:
– Добро! Шарапов – у нас следователь молодой. Пусть попрактикуется, не возражаю...
Мне, конечно, комплимент жегловский не понравился: в моем-то возрасте уже не учеником желторотым – мастером пора быть... Но я, конечно, промолчал, а Жеглов сказал уже в дверях:
– Спасти свою шкуру можно только чистосердечным признанием и глубоким раскаянием. Как говорится, зуб за зуб, ребро за ребро, а печенка за селезенку... Про Фокса надо все рассказать, пока не поздно... – захлопнул тяжелую, с «волчком», дверь, и долго еще слышался его смех под аккомпанемент сапожного скрипа, и я почему-то подумал, что Глеб, хоть и не тыкал больше Груздеву, но и на «вы» ухитрился к нему ни разу не обратиться. Я сел за стол и сказал попросту:
– Илья Сергеич, я действительно в милиции недавно, и опыту нет никакого, и в юриспруденции этой самой я не очень, но... я хочу разобраться. Понимаете – разобраться.
– Вы же не верите ни одному моему слову, – нерешительно сказал Груздев.
– И не надо! – горячо сказал я. – На что нам «верить», «не верить» – нам надо знать. Вы мне тоже можете не верить, будем только на факты ориентироваться. Ну, еще... на здравый смысл.
– Хорошо. Если на здравый смысл – давайте попробуем, – согласился Груздев. – У меня тогда сразу вопрос, как раз на здравый смысл. Я, собственно, по этому поводу вас и вызывал.
– Слушаю, – сказал я.
– Мне предъявили заключение экспертизы, из которого следует, что из моего пистолета выстрелили нестандартной пулей, так?
Я подтвердил, не подозревая еще, куда он клонит. А он продолжал:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.