...Корелин сидел, устало привалясь спиной к голубому инструментальному шкафу, и читал, не повышая голоса, вроде про себя, как будто находился он не в гудящем и звенящем громадном сборочном цехе, а в тихой комнате. Ребята плотно обступили комсорга, слушали, низко наклонив головы, и издали напоминали баскетболистов, взявших минутный перерыв перед решающей атакой.
«Курская атомная электростанция, – читал Сергей «Правду», – важнейшая пусковая стройка. Коммунисты и комсомольцы пересмотрели сроки пуска. Есть все возможности сдать первый энергоблок в эксплуатацию раньше намеченного...»
– Теперь ясно, почему они нас торопят? – спросил Корелин.
Он сделал паузу, оглядел ребят. Пять человек – половина бригады – собрались сейчас перед началом второй смены, чтобы решить, как быстрее сделать курский заказ... Виктор Баранчиков задумчиво разминал сигарету, Саша Мерзляков и Сережа Крюков что-то уже прикидывали на листке. Курбаков стоял немного поодаль, смотрел куда-то в конец цеха, где монтировали шагающий экскаватор, но слушал внимательно.
– А дальше про нас прямо написано, – сказал Корелин. – Так... Вот это место: «Каждое утро на огромном календаре ударной стройки появляется новое табло. Оно напоминает: время пуска первого блока сократилось на один день. Курские атомостроители делают все, чтобы сегодня работать лучше, чем накануне. Верится, такой же ответственностью проникнутся и те, кто прямо или косвенно причастен к пуску атомного гиганта».
– Так и написано? – спросил Баранчиков. – Прямо, значит, или косвенно? Дай-ка взгляну.
Баранчиков был самым старшим в комсомольско-молодежной бригаде. Ребята уважительно называли его «дедом», советовались по всяким житейским делам. Баранчиков, как и Шишкин, работал по самому высшему в бригаде четвертому слесарному разряду, и поэтому от него зависело немало.
– Сколько, Володя, осталось нам сделать по курскому атомному? – спросил Баранчиков у Шишкина. – Взгляни-ка, заказ номер 175263. Так, кажется?..
– Точно, – сказал Шишкин. – 175263.
Он достал записную книжку, нашел нужную страницу.
– Двадцать три осталось. Срок по плану – следующий вторник.
Баранчиков закурил.
– Помочь надо, – сказал он осторожно. – Вот только как осилить? Двадцать три штуки. Шлюзовые двери. Это ж название одно – двери, а поглядишь на них – прямо бронепоезда. На двух стендах испытываем...
– Радиация, – сказал Крюков. – С ней, брат, не шути...
– Хорошо бы к пятнице успеть, – сказал Шишкин. – Уйдет наш подарочек в самый раз к празднику.
– Не потянуть, – покачал головой Баранчиков. – Нет, к пятнице никак. Ты как, Курбаков, думаешь?
– Я?
– Конечно!.. Ты же у нас главный изобретатель, – спокойно сказал Шишкин. – Тебе и карты в руки, как говорится...
Ребята смотрели на Курбакова. Он зачем-то достал из кармана спецовки гаечный ключ, начал вертеть его в руках. Руки у него были сейчас не очень ловкие, наверное, потому, что делали зряшное дело. А вообще-то пальцы у Виктора как будто специально приспособлены для работы с металлом. Были они сплющены с боков, с узловатыми, гибкими суставами, с побитыми темными ногтями. Видеть их надо было в настоящей работе: когда Курбаков сверлил, шабрил, строгал сталь или собирал какой-нибудь хитрый узел, к которому вроде и не подступиться. Не было такой работы, к которой не приноровились бы пальцы аса сборки Виктора Курбакова.
Коренной уралец был Курбаков. Вся родня его – чуть не десять человек – работала на «Уралмаше». И отец и мать Виктора тоже работали в соседних цехах.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.