Он кивнул:
— Ол райт. А вы к нам случайно или вам что-нибудь из мебели нужно?
— Женя... — Маргоша неловко улыбнулась. — Я нигде не могу найти диван. Мне нужен синий, раскладывающийся. У меня мебель синего цвета.
— Нигде и не найдете, — сказал Веревочников. Лицо его сразу преобразилось, он оживился, задвигал руками, глаза его блеснули мыслью, голос приобрел таинственность. — Диван нужно брать из гарнитура. Из румынского лучше всего. Кто-то сразу берет столовую и спальню, диван из столовой оставляет. Я вам все сделаю. Отдельные диваны слабые. Запишите мой домашний телефон и позвоните на будущей недельке. Я постараюсь для вас все сделать, Маргарита Константиновна. Не ездите в другие магазины. Все равно нигде не найдете.
— Ну, мне просто повезло, что я тебя встретила, — сказала она, записав в книжку номер телефона. — Маме передай от меня привет.
Маргоша вышла из магазина обнадеженная.
Судя по всему, ее бывший ученик не проявил особого энтузиазма от встречи. Мысль эта больно кольнула ее самолюбие. В конце концов все бывшие ученики, встретив ее, платили ей за свой английский радостью на лице, ворохом новостей и подробным описанием жизни своих одноклассников. Может быть, это от степени своего положения в магазине, может быть, пыльная спецовка погасила его радость?
В свое время ей пришлось повозиться с ним. Она заставляла его учить английский, ставила ему произношение, порой бывала жестока в своих требованиях, но она желала ему добра, удачливой, жизни, наконец, той карьеры переводчика, о которой мечтала мать Веревочникова.
«В свое время» — это было в шестом классе. За ней ухаживал тогда Костя Самарницкий. Студент университета Самарницкий ненавидел шестиклассника Веревочникова.
За давностью лет диалоги влюбленных теряют свою силу: обещания не выглядят такими радужными, клятвы становятся похожи на разговор в трамвае. И все же мы попытаемся реставрировать эпизод из жизни Маргоши.
— Твоя голова лежит сейчас на моем плече, — говорил студент физического факультета Костя Самарницкий. — Где твои пальцы? А где мои? Вселенная показывает нам свое богатство, включая молоденькую луну. Но что происходит? Почему мне нехорошо? Ты не замечаешь, как в третий раз возвращаешься к этому дубарю Веревочникову.
— Костик, когда ты рассказываешь мне о своих делах, я тебя внимательно слушаю. Я не проронила ни слова, когда ты вчера говорил мне, что мы все должны погибнуть от вселенского холода, хотя у меня были серьезные возражения.
— Какие могут быть возражения! — И Самарницкий надменно хохотнул. — Это физика! Мы все скончаемся при абсолютном нуле — минус 273 градуса по шкале Цельсия. Мы — кучка обреченных на этой планете.
— Я сегодня так устала, что у меня нет сил приводить тебе свои доводы. Я сидела с ним сегодня три часа с одним крошечным перерывом...
— О, опять Веревочников! — воскликнул Костя Самарницкий.
— Костя, Веревочников — моя работа. Не забывай, что я учительница. Его мать ходит ко мне и умоляет научить его языку. Она мечтает сделать из него переводчика... И, пожалуйста, Костя, не сердись, когда я запаздываю или не могу к тебе прийти. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь...
При этих словах Самарницкий, по всем нашим расчетам, должен был заключить Маргошу в объятия.
Мы — горсточка отчаянных в безбрежных пределах остывающей, как выключенный утюг. Вселенной; нашему солнцу осталось светить каких-нибудь девяносто миллионов лет (Кельвин), наконец, мы не знаем, где, в каком месте Вселенной мы находимся, все относительно, а значит, и нет места, где мы могли бы находиться (Эйнштейн), — пессимист Самарницкий в эти последние, предзакатные часы нашего света полными пригоршнями клал в рот радости жизни. Он был ненасытен и требовал все новых и новых встреч.
Из мебельного магазина Маргоша вернулась в подавленном настроении. Толпа фанатиков, поклоняющаяся деревяшкам, произвела на нее гнетущее впечатление. Маргоша налила себе чаю и погрузилась в одно из своих синих кресел. На журнальном столике лежало ее старое зеркало в серебряной оправе. Оно служило ей двадцать лет. Если бы это зеркало 'предсказывало погоду на завтра или на неделю вперед, Маргоша всегда бы попадала впросак. Поверив прогнозу и надеясь на ясный, безоблачный день, она оказывалась бы на улице под проливным дождем. А зимой, в пургу и стужу, зеркало в серебряной оправе предсказывало бы оттепель и умиротворение в природе. Оно приукрашивало действительность. Именно за это Маргоша и ценила его.
В доме были и другие зеркала — в прихожей, в ванной, особенно беспощадным было зеркало в платяном шкафу — ядовитое, зеленого цвета.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
С ректором Московского автомобильно-дорожного института Леонидом Леонидовичем Афанасьевым беседует специальный корреспондент «Смены» Леонид Плешаков