Подручный приносил в цех учебники. В обеденное время читал. Перед пуском стана Матвеич подходил, негромко кашлял. Это было сигналом — пора к делу.

Во время обеда молча расходились в разные стороны, так же без слов приступали к прокатке. Но замечал подручный: когда Матвеич был доволен, — прокатывали много металла, стан работал четко, — он едва заметно улыбался, пятернею приглаживал мокрый чуб.

...Жарко летом в прокатном цехе, особенно днем, когда печет солнце. Хотя каждое рабочее место обдувается холодной струей воздуха, все-таки добела раскаленные заготовки, стремительно снующие по прокатному полю, так нагревают железную арматуру цеха, воздух, что к концу смены становится душно. Ночную смену прокатчики в шутку называют курортной.

Как-то под утро — уже стала голубеть стеклянная крыша цеха — Родька взял клещи и стал на рабочее место Лукьянова. Удачно, ловко задал несколько заготовок. Утомленный Матвеич глядел за пареньком, склонив голову. И вдруг Родька, задавая следующую заготовку, не смог вовремя разжать клещи. Он почувствовал, как с невероятной могучею силою его дернуло к стану. Успел, разжал клещи, чуть было не обжегся о раскаленный металл. Гибкая заготовка изогнулась, ударила по резиновому шлангу, и на миг — будто вспыхнул магний — яркое пламя осветило искаженное испугом Родькино лицо. Матвеич метнулся к пареньку, рванул его к себе. Переведя дух, выговорил:

— Что же ты... Убить ведь могло... Ну, пойди отдохни.

Через несколько минут пришел мастер. Долго вглядывался в лица Матвеича и его подручного, но так и ушел, не поняв, что же произошло.

Потом подходили к Родьке рабочие, лукаво подмигивали, дружески язвили:

— Ну, как? Достается?

— Верчусь, как штопор, — весело отвечал Родька.

— А вылетать пробкой будешь?

Несколько дней подряд паренек не брал в руки клещи. Не боялся, хотелось, чтобы за повседневной суетой поскорее забылся бы этот неприятный случай, и Матвеич разрешил бы стать на рабочее место.

В школе и в училище в отличниках ходил Родька. Долгие месяцы мечтал об этих вот днях, когда и он в синей курточке пойдет рядом с бывалыми и заслуженными людьми на смену — этак независимо, чуть вразвалку, как человек, знающий себе цену, человек, которого ждут в цехе.

Последние недели Матвеич хандрил. По-мужски — тяжело, молчаливо. Лицо осунулось, посерело, он ссутулился, глядел исподлобья. С недавних пор это началось, с одной свадьбы. Его сверстник женил сына. Пришел и приглашенный Матвеич с супругой, подарок принес. Поначалу было весело: выпили по одной, по другой рюмке за молодых, вразнобой вскричали «горько». Потом завели музыку. Матвеич глядел на красивых, нарядно одетых жениха с невестой, любовался ими, а потом вдруг начало ныть, щемить в груди. Выпил еще, думал заглушить боль. Даже станцевал — не помогло. Угрюмо опустил голову, глядя в тарелки, задышал тяжело. Не усидел до конца свадьбы, дернул за рукав жену, попросил хрипло:

— Пойдем, старая. Душно тут...

Проснулся с первым трамвайным звонком, долго ворочался, кашлял, вздыхал глубоко, тяжко... Потом сел в кровати, свесив на пол ноги, задумался. Тишина. Только слышалось тиканье будильника и бульканье воды в радиаторе. Светлело большое окно, на стенах вырисовывались репродукции картин, фотографии, чернели ряды книг на полках.

Взошло солнце, и от его лучей порозовели белые шторы. В комнате стало просторнее и почему-то сиротливее. Матвеич встал и до ухода в цех шаркал по комнате из угла в угол.

— Ты чего, старый? — спрашивала жена.

— Кости ломит. Видать, к непогоде, — отговорился Матвеич. Как-то за ужином жена исподволь начала:

— Диваны в магазин привезли... Может, возьмем?

— Для кого?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.