По весне в прокатный цех из технического училища приходили новички. Молчаливые, тихие, в первые дни они частенько останавливались у невысокого металлического барьера прокатного поля и, завороженные, подолгу глядели на виртуозную работу прокатчиков. А любоваться было чем.

Стан работает четко, мягко постукивают муфты, жужжат вертящиеся ролики. Вода, подаваемая для охлаждения стана, бежит из резиновых шлангов тонкими прозрачными струйками и, ударяясь о металлические корпуса тяжелых вертящихся валов, разбрызгивается мелким густым бисером. Нагревающийся стан окутывают клубы пара. Стремительно исчезая и появляясь вновь, гибкие заготовки кажутся ярко-розовыми молниями, разрезающими молочно-белые облачка.

В руках прокатчиков — маленькие клещи. Раскаленные заготовки будто прошивают стан — вьются у обеих его сторон, и надо вовремя, рассчитав до секунды, схватить стремительно петляющую заготовку за красный ее язык и, пока она гибкая, неостывшая, задат ее в отверстие других валков.

Легко, без напряжения делают это прокатчики. На глазах из тяжелой болванки заготовка превращается в тонкий прут, толщиною в мизинец, багровая заготовка бежит на стеллаж холодильника.

В первые недели бывалые рабочие исподволь приглядываются к молодым: надежная ли припожаловала подмога, выносливая, не сбежит ли после первых неудач?

Новичком Родькой Вечоркиным в бригаде прокатчиков заинтересовались на второй день. За полчаса до смены он, бледный, худощавый парнишка в новой синей курточке, и контролер ОТК Митрошкин, здоровенный, плечистый детина, подошли к мастеру. Родька подал направление отдела кадров, Митрошкин — справку из милиции.

__ Не стыдно? — спросил мастер Митрошкина и рассерженно взглянул из-под очков. — Силу девать некуда? Деньжата лишние завелись? Между прочим, путевки в санаторий тебя лишили.

Контролер виновато опустил голову. Его не было в цехе десять дней: после получки хватил лишнего, подрался и угодил под арест. Родька сочувственно спросил у Митрошкина, как кормят арестованных, высыпаются ли они после трудового дня, чем занимаются вечерами. Погоревал Родька с контролером, вздохнул и пообещал:

— Если еще попадешь — не огорчайся. Голодным не будешь. Я похлопочу, чтоб тебе передачку местком организовал. А я принесу.

Контролер скрипнул зубами, зло сверкнули его глаза, но смолчал.

На другой день рабочие читали в заводской газете стихи за подписью Р. Вечоркина:

Любит Митрошкин крепкий коньяк —

И десять дней списано в брак.

А выше этих строчек — рисунок: идет по улице расстегнутый до пояса человек, а от него, поджав хвосты, шарахаются собаки. В бригаде посмеивались и спрашивали:

— А кто же этот Вечоркин?

— Наш. Новенький, — объяснял мастер, кивая на Родьку.

— Молодец! Митрошкина давно надо было приструнить, да вот никто не осмеливался.

— Круто новичок забирает, не сорвался бы.

— Не приживется. Небось, в канцелярию какую метит. Заявку сделал.

С тех пор ни одного события в бригаде — дурного или хорошего — не проходило мимо Родьки. Он писал о комсомольских собраниях и о перебоях в подаче металла, о соревновании и технических новшествах, которые придумывают сами рабочие. А когда Родьку избрали в редколлегию стенгазеты «Холодный душ», не всем это понравилось. Опоздавший на работу электросварщик, боясь Родькиных колючих стихов, ворчал:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.